— Макс сказал, что Егор месяц уже один. Он ездил к нему, там всё хреново.

— Поддержим, девок снимем.

— Идиот, — буркнул я, оглянулся. — Мышонка не видно совсем. Одеялом укрыл её, подушку подложил. А она с головой укрылась. — Сползай, лоб потрогай.

— Лобок? Сейчас, — Цветков отстегнулся и перевалил между сиденьями. Обратно сел. — Лобок влажный, лоб горячий.

— Блин, — ударил по рулю.

Дана всё время мёрзла, а я её утащил купаться. Ей только при температуре плюс сорок можно, и то если это вода, а воздух и того больше. Ещё и соблазнил потрахаться. Выздоровеет, нужно ей сказать, чтобы училась сама думать и отказывать… Хотя как она будет думать, так хотела, кончала и на весь лес кричала… В любви признавалась. А я неразумно себя веду. Старший, ответственный.

— Так-так, презиков уже нет, — протянул Цветков. Он нашёл аптечку под креслом. — Скормить таблетку?

— Там от температуры есть? — удивился я.

— Есть. А гондонов нет, — второе очень беспокоило Лёньку.

— Их изначально не было, — шёпотом рассказал я. — Купишь.

— Но ты проверял, есть или нет. Ты с женой, нам с Егором дорога к девкам. Где в Питере девок берут?

— Не в курсе, — усмехнулся я.

— У Горыныча спрошу, он, наверное уже утешался.

Не знал насчёт этого. За год так все изменилось, сколько бы я не оправдывал в сердце Полину Потёмкину, она запросто могла так поступить, кинуть Буравкина. Оставалось непонятным, зачем жить с парнем почти полгода, но надеялся, что выясню.

Если честно, то я очень гордился наличием жены. Машина меня до сих пор стесняла, потому что не моя, а вот Дана – это моё личное достижение. Её очень любили и уважали. Нет, я не про Рязанцеву, которая больная на голову, я про других, адекватных людей и про пацанов. Девушка друга, жена друга, это ведь как некий пример, а если этот пример красивый и добрый, то знакомые только с умилением и бережностью к твоей супруге. И я точно знал, что Ершов, Рекрутов и Цветков в других условиях могли бы попытаться отбить её. Мы просто уже не дружим, это называется знакомствами, живём далеко не сталкиваемся. А то Дане бы пошли предложения. Это только Дане кажется, что её шрамы могут отпугнуть, а вот ничего подобного. Возможно, девчонкам такой расклад не понравится, но на личико хорошенькая, телом покалеченная ещё ценнее, потому что стесняется и скрывается. Никому не хочется оказаться на месте Егора Буравкина, которого кинула любимая девушка. Из-за денег или внешности. Всем нам хочется хороших отношений и взаимопонимания.

Цветков сползал, разбудил Мышонка.

— Илюша, — сонно позвала моя Даночка.

— Это парацетамол. Выпей, пожалуйста.

— Я же говорю, — Лёнька даже обиделся, что она ему не поверила.

Холодно, хмуро, непонятно. КАД, кольцо, проспекты просыпающегося, совершенно чужого города. Навигатор работал, карту показывал неплохо. Но ориентироваться тяжело. В Москве не такое движение. Там я всё время не попадал в «Зелёную волну», но если честно она и не работала вовсе, всё время что-то мешало. А здесь, как понёсся с потоком и хрен из него выпадешь. В три ряда, облепили со всех сторон. Я неплохо за год стал ориентироваться, но всё равно чужой город. В общем поехал по-московски, собрал кучу поклонников: сигналили, материли, грозили.

— В целом, не так шумно, как у нас, — отозвалась Даночка с заднего сиденья, и я настроил зеркало, чтобы посмотреть на этого чудесного резвого мышонка. Светло-серые волосики… Она действительно сивая, но это не старило её, как-то естественно выглядело, и пряди светлые проскакивали. Волосы взмокли, пропотела под одеялом. Улыбнулась, заметив мой взгляд.

Я свернул на тихую улочку, заставленную с двух сторон машинами. Егор жил в старом центре, и Мышонок уже замирала в предвкушении, по слухам у Бураквина квартира, как у нас. А мы тащились от старого фонда.

Старый мрачный дом, видимо когда-то был красивым, балконы интересные с арочными окнами, лепнина. Фасад жутковатый и нелепо смотрелись, сияющие в первых лучах солнца, новые водосточные трубы.

— У него в доме аптека! — обрадовалась Дана. — Можно купить…

— Презики, — Цветков не унимался.

— Нет, витамины. Мне кажется, я неправильно питаюсь, поэтому слабая.

Не стал говорить, что пережив такое, у неё долго не восстановится здоровье. И конечно опять же с моей стороны было глупо не предохраняться. Сейчас если забеременеет, такая нагрузка на организм… Что-то я расслабился. Обещал следить за ней, а сам вон что творил.

Завернул под арку и проехал по жуткому тоннелю, выскочил в не менее жуткий «колодец». Это нужно было не только видеть, это надо было прочувствовать. Остановил машину на свободном местечке и сразу вышел, чтобы постоять, задрав голову. Как из колодца, смотрел на серое небо северной столицы. Запах такой… Иной. И тишина. По сравнению с Москвой очень тихо.

— Ветер, ты лет на тридцать тянешь, — услышал я голос своего старого друга и улыбнулся.

Егор Буравкин вышел встречать нас из своего подъезда. Стоял на высоком крыльце в спортивных штанах и чёрной футболке.

— Здорово, брат, — выдохнул я, и расправил руки. Егор, шлёпая резиновыми тапками, спустился ко мне и обнял. — Не виделись так давно!

— Да, разлучила судьба, — он оглядел меня с ног до головы.

Такой же высокий, как и я, исхудал только сильно. У него светлые волосы и большие голубые глаза. Раньше так горели: необузданно, шкодливо, а теперь взгляд потух, словно выпитый пацан. Никому не желал таких отношений. Всё же… Мы как-то остро воспринимаем женщин, вот я сгорел вместе с Даной, теперь да, на тридцать выглядел, и Егор тоже хреново, если честно.

— Кто тут у нас? — расплылся в улыбке Буравкин. — Мышонка! Иди обниму!

— Нет! Я не хочу, давай пожмём друг другу руки! — запищала моя жена, когда здоровый по сравнению с ней Егор приближался.

— Такого друга у меня отобрала, ещё и обниматься не хочешь!

— Ой! Илюша! — он её подхватил, от земли оторвал.

— Худющая какая!

— Нормальная, — сказал я, отбирая у него свою девчонку. — Осторожно с ней.

— Я руки вымыл, — он показал мне белые ладони. — Данка, отлично выглядишь. Ветрова теперь!

— Да, — похвасталась моя красавица, спрятавшись наполовину за мной, показала Егору палец с кольцом.

Буравкин собрал губы в трубочку и покачал головой. Смеялся, конечно, но глаза… Всё выдали в общем. Похоже, он ещё и ревёт по ночам. И руки дрожали. Время от времени улыбка сползала, а физиономия у Горыныча без улыбки совершенно злобная.

Здоровались с Цветковым. Что-то парой фраз перекинулись. Да, пожалуй, Лёнька и Макс теперь ближе Егору, чем я. Сытый голодному не товарищ. И работа у меня, и жизнь сытая, и Дана такая прекрасная… Ещё Дамик позвонил не вовремя.