герцога, слово генерала марилийской армии, что вы останетесь живы, – глухо прозвучал голос генерала.

Я начала смеяться, хрипло и истерично. Мой смех был похож на карканье вороны. Нервная дрожь стала сотрясать измученное тело.

– Спасибо… буду… иметь… в… виду, – прохрипела я с перерывами сквозь истеричный смех.

Один из солдат ударил меня в живот, я начала судорожно вдыхать воздух и кашлять.

– Жаль… не… можете… оставить… в живых… кого… убили…

Некоторое время стояла полная тишина, и только мой жуткий хриплый кашель ее нарушал. Наконец генерал, полуобернувшись к верному и преданному помощнику, бесцветным голосом произнес:

– Капитан Бейкалич, нужно как можно скорее разговорить леру Тубертон. Я устал ждать. И теперь вы можете… не только сам пользоваться ее прекрасным телом, – он сделал выразительную паузу, – но можете также отдавать ее время от времени солдатам. Прямо сейчас это сделайте.

Кашель сотрясал меня, сказанное не сразу проникло в сознание. Когда поняла, что сказал генерал подчиненному капитану, моему палачу, меня наполнил животный ужас. Потрясенная, я встретилась взглядом со взглядом зверя.

В его глазах я увидела ненависть, бешенство и что-то еще – совершенно непонятное. Что-то, вновь напомнившее сожаление. Сожаление о том, что он отдает меня на потеху солдатне? Или о том, что я до сих пор так ничего и не рассказала?

Балахон разорвали на теле, я почувствовала грубые прикосновения. Закрыла глаза и постаралась отрешиться от всего, как делала постоянно в последнее время. Почему-то подумала, какой же он сдержанный, при таких-то эмоциях, этот страшный генерал Мирадович.

Настоящее время

Проснулась я в слезах и истерике. Сестра Таисия вынуждена была уколоть успокоительное лекарство.

– Не хочу, – шептала я в отчаянии. – Не хочу это вспоминать, сестра. Помогите. Сделайте что-нибудь. Почему воспоминания приходят, ведь на мне нет «шапочки» Стонича?!

– Не знаю, лера Тубертон, – пробормотала сестра. – Не знаю, как могу помочь.

– Не давайте мне засыпать, – умоляюще пробормотала я. – Я не могу снова это чувствовать, не могу снова это переживать!

– Но это невозможно, лера Тубертон. Я не могу ничего сделать. Вы все равно уснете рано или поздно. Я могу только помолиться Пресветлой Богине, чтобы вам не снились кошмары. Это все, что я могу сделать.

– Тогда… прошу вас, сестра… молитесь и просите за меня. Молитесь много и отчаянно просите за меня.

Марилия. Конец весны, 3200 год

Тетя Кристина еле сдерживала рыдания, наблюдая, как мы с мамой собираем вещи для отъезда. Она очень привыкла к нам, как и мы к ней, и полюбила меня.

– Снова буду одна, – вытирала она слезы. – Мои девчонки уезжают от меня, – добавляла с тоской и упреком.

– Родная, не плачь, – мама нежно обняла ее. – Пройдут передряги, приедешь к нам в гости. Ты же ни разу не была на родине с тех пор, как уехала и вышла замуж.

– Обязательно приеду, – прерывающимся от волнения голосом соглашалась тетя. – Приеду и посмотрю, чему научат мою малышку ваши маги-бездари.

– Профессору Манцевич будет сложно угодить, – пошутила я.

– Тебе – нет, малышка моя, – просипела тетя. – Тебе стоит улыбнуться, и я сразу буду всем довольна.

– Тетя, мы недавно с друзьями были в детском приюте, который на улице Благодати, недалеко от главного храма, – сказала я ей тогда. – Там есть совершенно очаровательная девочка. Ей восемь лет, родители умерли от болезни два года назад. Она маленькая и ласковая. Удочери ее, тетя. И ты сделаешь счастливыми сразу двух человек.

Тетя Кристина заплакала еще сильнее, подошла ко мне и крепко обняла.

– Богиня не дала мне детей, я думала, что и так проживу, девочка моя. Но теперь поняла, какой дурой была. Годы идут, я не становлюсь моложе, а одной так тоскливо.

Мы помолчали.

– Как зовут девочку? – спросила тетя.

– Мирида, – улыбнулась я. – Передай ей, что Лори не забыла ее, просто ей срочно пришлось уехать домой.

– Обязательно передам!

Подошла мама и обняла нас обеих. Так мы постояли некоторое время.

– Главное, чтобы не было войны, – прошептала вдруг мама.

– Святые небеса! – прорычала тетя. – Да что ты говоришь такое, Ванесса! Какая война?! Ее не было уже сто лет.

– Вот и я говорю: главное, чтобы еще лет сто точно не было, – пробормотала мама.

Вечером пришел Кир и привел друзей. Даже Мира притащил. Сперва я не узнала его. Небритый, лохматый, небрежно одетый, с мешками под глазами и серым лицом.

– Мир! – невольно бросилась к парню, он тоже рванулся ко мне, но Кир перехватил меня.

– Подождите, голубки. Лори, сначала я поговорю с тобой наедине, потом пообщаетесь с Миром. У меня важный разговор.

Мир поморщился:

– Вечно вмешиваешься! Надоел!

– Ты тоже надоел мне, – холодно ответил Кир, не давая Миру приблизиться ко мне. – Ведешь себя как идиот. Вечно с тобой нянчусь.

– Кто тебя просит?! – взбесился Мирит.

– Хватит, Мир, – примирительно произнес Кенет. – Кир поговорит с Лорианной и отпустит ее к тебе.

– Почему он должен первый с ней разговаривать?! – опять взбесился Мир.

– Молодые люди, хватит устраивать скандал у меня в доме, – вышла к нам тетя Кристина. – Что вы себе позволяете, Мирит Тонич? – холодно спросила она Мирита.

– Простите, профессор, – не менее холодно процедил Мир. – Я подожду на улице, иначе начищу морду этому выскочке.

Кир сжал руки в кулаки, с яростью посмотрев на Мирита, но сдержался, тоже процедив:

– Гад ты, Мир. Не надо было тебя приводить в чувство. Надо было дать Лорианне спокойно уехать.

Мир молча вышел, хлопнув дверью.

– Что за воспитание у современной молодежи?! – проворчала тетя Кристина. – Абсолютно нет ни такта, ни сдержанности.

– Еще раз простите, профессор, – извинился Кирстан. – Не сердитесь на Тонича. Вы же все понимаете.

Кир отвел меня в комнату, где никого не было. Там на прощание он подарил мне кольцо: скромное, серебряное, с маленьким синим камнем посередине.

Я с улыбкой рассматривала колечко, когда Кир забрал его и надел на мой безымянный палец левой руки.

– Это помолвочное кольцо? – пошутила я, любуясь колечком, чтобы чуть сгладить обстановку после слов Мира, но Кира слегка перекосило от моих слов.

– Ты бы приняла от меня такое кольцо? – скептически спросил он, пристально смотря в мои глаза.

На миг я залюбовалась им. Какой он все-таки красивый парень. И добрый. Самый лучший.

– Может быть, и приняла бы, – вновь пошутила я, а Кир нахмурился.

– Что за шутки, Лорианна?

– С тех пор, как ты узнал, что я уезжаю, ты стал таким серьезным, – пробурчала я обвинительно. – Да и Мир сейчас расстроил меня.

– А ты, по-моему, чересчур веселая, – проворчал друг. – Так рада, что уезжаешь домой?

– Не рада, конечно, но уже смирилась. По папе очень соскучилась и по дому.

– И по этому твоему… сердечному другу, – раздраженно бросил Кир. – Как там его зовут?

– Неважно. Тебе необязательно это помнить, – вздохнула я, задетая колючими словами.

Кир сделал шаг ко мне, осторожно взял в свои большие ладони мое лицо и серьезно посмотрел в глаза.

– Слушай меня внимательно, малышка, и запоминай. Это секретная информация, о которой никто и никогда не должен узнать. Никто, даже твоя мама.

– Какая информация? –