Ну, старику эта штука понравилась, он очень скоро выучил еенаизусть и читал так, что лучше и не надо. Он словно нарочно для этого родился,а когда набил себе руку и разошелся вовсю, то можно было залюбоваться, как унего это получается: когда он декламировал, он рвал и метал, просто из кожилез.

При первом же удобном случае герцог напечатал театральныеафиши, и после того у нас на плоту дня два или три была сущая неразбериха – всевремя только и знали, что сражались на мечах да репетировали, как этоназывалось у герцога.

Однажды утром, когда мы были уже в самой глубине штатаАрканзас, впереди, в излучине реки, вдруг показался какой-то захудалыйгородишко. Не доезжая до него трех четвертей мили, мы спрятали плот в устьекакой-то речки, так густо обросшей кипарисами, что она походила больше натуннель. Все мы, кроме Джима, сели в лодку и отправились в город – поглядеть,нельзя ли тут дать представление.

Нам здорово повезло: нынче днем в городе должен былвыступить цирк, и из деревень уже начал съезжаться народ – верхом, и надребезжащих повозках. Цирк должен был уехать к вечеру, так что нашепредставление пришлось кстати и могло иметь успех. Герцог снял залу суда, и мыпошли расклеивать афиши. Вот что на них было напечатано:

ВОЗРОЖДЕНИЕ ШЕКСПИРА!!!

ИЗУМИТЕЛЬНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!

Только один спектакль!

ЗНАМЕНИТЫЕ ТРАГИКИ Давид Гаррик Младший[7] из театра«Друри-Лейн» в Лондоне и Эдмунд Кин-Старший из Королевского театра «Уайтчепел,Пудинг-лейн, Пиккадилли, Лондон, и из Королевских театров в Европе в своемнепревзойденном шекспировском театре под названием СЦЕНА НА БАЛКОНЕ из „Ромео иДжульетты“!!!

Ромео – мистер Гаррик.

Джульетта – мистер Кин.

При участии всей труппы!

Новые костюмы, новые декорации, новая постановка!

А также захватывающий, неподражаемый и повергающий в ужаспоединок на мечах из «Ричарда III»!!!

Ричард III – мистер Гаррик.

Ричмонд – мистер Кин.

А также (по просьбе публики) бессмертный монолог Гамлета!!!

В исполнении знаменитого КИНА!

Выдержавший 300 представлений в Париже!

Только один спектакль!

По случаю отъезда на гастроли в Европу!

Вход – 25 центов; для детей и прислуги – 10 центов»

Мы пошли шататься по городу. Почти все лавки и дома здесьбыли старые, рассохшиеся и испокон веку некрашеные; все это едва держалось ответхости. Дома стояли точно на ходулях, фута на три, на четыре от земли, чтобырека не затопила, когда разольется. При домах были и садики, только в нихничего не росло, кроме дурмана и подсолнуха, да на кучах золы валялись рваныесапоги и башмаки, битые бутылки, тряпье и помятые ржавые жестянки. Заборы,сколоченные из разнокалиберных досок, набитых как попало одна на другую,покривились в разные стороны, и калитки в них держались всего на одной петле –да и та была кожаная. Кое-где они были даже выбелены, – видно, в давние времена,может, еще при Колумбе, как сказал герцог. Обыкновенно в садиках рылись свиньи,а хозяева их оттуда выгоняли.

Все городские лавки выстроились вдоль одной улицы. Над нимибыли устроены полотняные навесы на столбиках, и приезжие из деревни покупателипривязывали к этим столбикам своих лошадей. Под навесами, на пустых ящикахиз-под товара, целыми днями сидели здешние лодыри, строгали палочки карманныминожами фирмы Барлоу, а еще жевали табак, зевали в потягивались, – сказать поправде, все это был препустой народ. Все они ходили в желтых соломенных шляпах,чуть не с зонтик величиной, зато без сюртуков и жилетов, звали друг другапопросту: Билл, Бак, Хэнк, Джо и Энди, говорили лениво и врастяжку и не моглиобойтись без ругани. Почти что каждый столбик подпирал какой-нибудь лодырь,засунув руки в карманы штанов; вынимал он их оттуда только для того, чтобыпочесаться или одолжить кому-нибудь жвачку табаку. Все время только слышнобыло:

– Одолжи мне табачку, Хэнк!

– Не могу, у самого только на одну жвачку осталось. Попросиу Билла.

Может, Билл ему и даст, а может, соврет и скажет, что у егонет. Бывают такие лодыри, что за душою у них нет ни цента, даже табаку никрошки. Эти только и пробавляются займами, иначе им и табаку никогда не видать.Лодырь обыкновенно говорит приятелю:

– Ты бы мне одолжил табачку, Джек, а то я только что отдалБену Томпсону последнюю порцию.

И ведь всегда врет; разве только чужак попался бы на этуудочку, но Джек здешний и потому отвечает:

– Ты ему дал табаку? Неужто? Кошкина бабушка ему дала, а неты. Отдай то, что брал у меня, Лейф Бакнер, тогда, так уж и быть, я тебе одолжутонны две и расписки с тебя не возьму.

– Да ведь я тебе один раз отдал долг!

– Да, отдал, – жвачек шесть. Занимал-то ты хороший табак,покупной, а отдал самосад.

Покупной табак – это прессованный плиточный табак, но этипарни жуют больше простой листовый, скрученный в жгуты. Когда они занимаюттабак, то не отрезают, как полагается, ножом, а берут всю пачку в зубы и грызути в то же время рвут ее руками до тех пор, пока пачка не перервется пополам;тогда владелец пачки, глядя с тоской на возвращенный ему остаток, Говоритиронически:

– Вот что: дай-ка ты мне жвачку, а себе возьми пачку.

Все улицы и переулки в городе – сплошная грязь; ничегодругого там не было и нет, кроме грязи, черной, как деготь, местами глубиной неменьше фута, а уж два-три дюйма наверняка будет везде. Повсюду в ней валяются ихрюкают свиньи. Глядишь, какая-нибудь свинья, вся в грязи, бредет лениво поулице вместе со своими поросятами и плюхается как раз посреди дороги, так чтолюдям надо обходить ее кругом, и лежит, растянувшись во всю длину, зажмуривглаза и пошевеливая ушами, а поросята сосут ее, и вид у нее такой довольный,будто ей за это жалованье платят. А лодырь уж тут как тут и орет во все горло:

– Эй, пес! Возьми ее, возьми!