– Ну, я пойду.

– Ага…

И ведь она так и не отвела взгляда. С губ Краснова слетел то ли стон, то ли короткий смешок. Он крутанулся на пятках и пошел вниз. Уже в кухне прислонился лбом к прохладному металлу холодильника и дал себе команду остыть. Эмоций было слишком много. Ему нужно было как-то сладить с уже имеющимися. А новые потом уж дозировать. Чтобы сохранить способность мыслить ясно. И какой-никакой контроль. Он и так здорово рисковал, увозя Дуню. Черт его знает, что бы он делал, если бы она не сдалась.

И что он будет делать, если ее уступка не даст результата, на который он очень рассчитывает.

Семен сделал глубокий вдох. Достал из холодильника бутылку газировки и с жадностью осушил едва ли не половину. Не помогло. Тогда он сунул голову под кран.

– Что ты делаешь? – раздался удивленный голос, а следом перед его носом возникла тонкая рука – Дуня протянула ему полотенце.

– Решил освежиться.

– И как?

– Нормально.

Забыв о том, что обещал принести ей попить, Краснов обхватил Дунино запястье и, потянув ее на себя, с жадностью уткнулся лицом в её завившиеся в крупные локоны волосы. С его мокрой головы ручьями стекала ледяная вода – полотенцем он так и не воспользовался, Дуня ежилась, но, кажется, и не думала отстраняться, будто чувствовала ту же нужду, что и он. Или, может быть, страх.

И ведь он никогда и никого ни о чем не просил. Если только мать уговаривал, чтобы та прекратила себя разрушать, водить в дом мужиков, из-за которых у него не было ни детства, ни какой бы то ни было нормальной юности. А тут в который раз повторил:

– Дай нам шанс. Пожалуйста, Дуня… Дай мне шанс. Не уезжай. Ты ни о чем не пожалеешь. Я слово тебе даю. Ну? Что ты молчишь? Скажи…

– Я ведь здесь. С тобой. Так? – шепнула она, водя ладонями вверх по его рукам. Это было не то, что он хотел от нее услышать. Это не было безапелляционным «да». И, черт его дери, Краснов это понимал. Поэтому со стоном отчаяния он снова на нее набросился. Надеясь и веря, что сможет хоть так ее переубедить. Потому что иначе… А зачем тогда все вообще?

Уснул после тревожным, беспокойным сном.

– Эй! Красавчик, вставай. Не то проспишь все самое интересное.

– Это что же?

– Рассвет! Я, между прочим, приготовила завтрак.

Это было чудесно. Буквально сцена из его грез. Которые, как он все сильнее того боялся, были несбыточными.

– Врешь. Ты не умеешь готовить.

– В нарезке бутербродов мне нет равных! – показательно обиделась Дуня. Что-то стукнуло. Краснов открыл один глаз – оказалось, его девочка опустила поднос с завтраком на тумбочку. Это было их первое утро вместе…

– Ну? – Дуня вызывающе вздернула рыжую бровь. И подперла бока кулаками, став похожей на сварливую женушку. Прям, как он мечтал. Еще одна сцена, не испортить которую можно, лишь перестав думать о будущем. Задвинув подальше невеселые мысли, Семен улыбнулся, подыгрывая хитрой лисе.

– Что ну? Я еще не попробовал.

– Так пробуй!

Явно испытывая ее терпение, Семен потянулся к кружке, отпил вкусный обжигающе горячий кофе, варила тот машина, так что испортить напиток было нельзя, и потянулся к бутерброду.

– Это что такое зеленое?

– Авокадо.

– Какая-то девчачья еда?

– Ты сам его купил! Так что не пытайся меня убедить, будто не знаешь, что это такое. – Дуня закатила глаза.

– Наверное, взял по ошибке, – не сдавался Краснов, откусывая добрую половину бутика сразу.

Авокадо в сочетании с хрустящим хлебом, слабосоленой семгой и яйцом-пашот – действительно вкусное блюдо.

– Ну?! – повторила Дуня.

– Вкусно. Но, Дунь, мне таких, чтобы наесться, надо штук пять.

– Серьезно? Ты и вправду обжора.

– Нет. Просто ты выпила из меня все соки. Подумать только, а с виду – сама невинность.

– Последний раз был незащищенный, – вмиг помрачнев, напомнила Дуня.

– Я успел, – как ни в чем не бывало, парировал Краснов, сверля ее напряженным взглядом. Конечно, произошедшее можно было списать на острый приступ страсти. Но он-то знал, что сделал это намеренно. Надеясь, если не привязать ее к себе самым что ни на есть проверенным способом, то, по крайней мере, посмотреть на реакцию. Что-то ему подсказывало, что мысль о материнстве могла заставить ее пересмотреть свои планы. Дуня созрела к этому. Сто процентов. Ведь не зря же она с такой любовью нянчилась с маленькой Наной. Он видел этих двоих пару раз. И от этой картины у него, взрослого, абсолютно не сентиментального мужика, от нежности начинало тянуть под ребрами.

– Это не слишком надежный способ. Тем более что до этого… – Дуня трогательно покраснела и переступила с ноги на ногу, поджав красивые пальчики.

До этого они не успели сходить в душ.

– Тебя это беспокоит?

– Нет, – подумав, Дуня взмахнула рукой. – Сейчас безопасные дни, но будет лучше, если мы не будем в будущем до такой степени забываться.

Да, наверное. Так будет честно по отношению к ней.

– Это сложно. Рядом с тобой я теряю голову, как прыщавый пацан.

– Ты никогда не был прыщавым.

– Точно. Иди сюда…

– И не подумаю. Доедай и собирайся.

– Куда?

– На прогулку. На улице чудесная погода. И отличный пухляк. Я нашла в кладовке лыжи. Мы могли бы прокатиться, раз уж у нас выдался неожиданный отпуск.

– Я бы предпочел не вылезать из кровати.

– Мечты-мечты, – пропела Дуня, для пущей надежности пятясь от разворошенной постели подальше.

– Все равно по такому снегу кататься нельзя. Высока вероятность схода лавин. Погода менялась два раза за последний день.

– Ну, мы просто посмотрим. Вставай, лентяй. Может, все не так плохо, и мы сумеем найти пологий спуск.

– Ты хочешь моей смерти, женщина, – прокряхтел Краснов, поднимаясь.

– Не ожидала, что ты такой неженка. Разве тебе не нужно поддерживать себя в форме, или что-то такое?

– Беспокоишься о моей форме? – Семен потянулся, наклонил голову к одному плечу, к другому, играя внушительными мышцами, и хищно улыбнулся.

– Ой, все. Я пойду собираться, а ты как хочешь. Только знай – бездельникам не положено поощрение.

– Так-так, это уже интересней! А что мне будет, если я пойду с тобой?

– Я еще не придумала… – отмахнулась Дуня, с трудом пряча улыбку.

– У меня есть пара идей! – догоняя ее на лестнице, заметил Краснов.

– Всего пара? Ты меня разочаровываешь, – не осталась в долгу Дуня. Ответом ей был оглушительно громкий смех.