Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его темные волосы были мокрыми и еще не уложены, верхняя часть тела обнажена, а все татуировки выставлены на всеобщее обозрение. Он был одет в темные брюки, но пуговица была расстегнута, и я могла разглядеть твердый V-образный изгиб мускулов его бедер.
Мое лицо вспыхнуло, когда я вспомнила, чем мы занимались прошлой ночью на диване в десяти футах отсюда. Мой пульс участился, когда я сдвинулась на мягком диване, на котором сидела, а бедра протестовали, потому что Николай держал их открытыми так долго и с такой силой.
И я чувствовала, как каждая частичка меня покалывает, когда я глотаю, боль, оставшаяся после того, как он засунул свой член в мое горло.
— Хорошо, — тихо сказала я, удивляясь тому, что у меня хватило сил ответить прямо сейчас.
Сердце заколотилось в груди, когда он медленно улыбнулся и окинул меня долгим взглядом, словно тоже вспомнил о тех грязных вещах, которые мы вытворяли.
Когда он повернулся и направился обратно в хозяйскую спальню, я выдохнула. Я услышала звонок телефона, затем отчетливый, приглушенный звук его речи на русском языке. Этот отвлекающий маневр помог вернуть мои мысли и тело в настоящее.
Когда я проснулась и увидела Николая, крепко спящего рядом со мной, было еще раннее утро. Я чувствовала тепло его тела во всех нужных местах.
Я никогда не спала ни с кем, кроме сестры, когда она была младше и я позволяла ей заползать в мою кровать после кошмара, так что я была благодарна, что он еще спал, когда я улизнула.
И то, что я сделала, нельзя было назвать иначе.
Собравшись как можно тише, в леггинсах и мягком кашемировом свитере, я спустилась вниз и пошла на кухню. На то, чтобы разобраться с кофеваркой, ушло десять минут, и мне стало стыдно. У нас были слуги, которые занимались этими делами, в то время как это задание, как и другие повседневные, бытовые дела, должны были стать для меня обычным делом.
Сварив себе чашку кофе, который оказался настолько крепким, что я задохнулась и закашлялась, а потом добавила в него чуть ли не половину молока и сахара, которые были на кухне, я осмотрела квартиру. Благодаря солнечному свету, проникающему в большие окна, пентхаус казался гораздо более привлекательным. Николай встроил книжные полки по всей комнате, многие книги были на русском языке, а некоторые даже на латыни. Еще минут десять я просто доставала книги, разглядывала корешки, нюхала страницы, ощущала пальцами кожу.
Выбрав наугад одну из них на английском языке, я нашла небольшой уголок, взяла с дивана плед и села на небольшой плюшевый диванчик у окна. Я уставилась в стекло и наблюдала за машинами и людьми внизу. Неважно, насколько роскошной была квартира Николая, выглянув наружу, я увидела лишь разбитую печаль Десолейшен.
И хотя вид из окна не был ужасным: главная улица, идущая параллельно зданию, была довольно тихой и настолько чистой и ухоженной, насколько может выглядеть любое место в этом захудалом городе, я не могла не представить себе всю ту пустоту, которую видела, пока мы ехали через город, чтобы добраться сюда.
Я услышала его приближение и попыталась сосредоточиться на книге, но слова расплывались. Я не могла сосредоточиться и снова и снова перечитывала одну и ту же строчку, а потом посмотрела на него сквозь длинные темные волосы.
Он разговаривал по мобильному телефону, его слова были негромкими и звучали на сексуальном русском. Боже, как восхитительно он говорил на этом языке. На нем был костюм, сшитый на заказ и подогнанный под его крепкое телосложение.
Николай мог одеться как в деловой костюм, так и в кожаную куртку. Я бы отдалась ему при любом удобном случае. И это осознание шокировало меня, хотя, наверное, не должно было. Я была благодарна ему за то, что он меня привлекает, и за то, что до сих пор он не относился ко мне плохо.
Я знала, что все может измениться в один момент. Я провела в его присутствии всего пару дней. Все это могло быть фарсом, маской, которую он надел. Но мне хотелось думать, что это не так. Хотелось надеяться, это нечто большее, чем то, о чем я могла мечтать.
Но чем дольше я смотрела на него, тем сильнее думала обо всем, что мы делали. Как он прикасался ко мне, что говорил мне. Все это звучало так искренне. Все звучало по-настоящему.
Его голос усилился, в нем слышался явный гнев, адресованный тому, с кем он говорил на другом конце. И когда он добрался до нижней ступеньки лестницы, то выкрикнул последнее слово, отключил телефон и засунул его во внутренний карман пиджака.
А потом он уставился на меня, и я не могла найти в себе силы отвести взгляд, мне было все равно, что он видит, как я смотрю на него.
— Иди сюда, малышка.
Иди сюда, малышка.
Я отложила книгу и встала, босыми ногами направилась к нему, холодное дерево под ступнями ничуть не охлаждало меня. Когда я встала прямо перед ним, он уставился на меня с напряженным выражением лица, которое я могла бы принять за гнев, но была уверена в обратном.
Я не знала, откуда у меня такая уверенность, но точно знала, что выражение его лица — это выражение темной страсти и сильной потребности.
— У меня есть кое-какая работа, которая отвлечет на несколько часов, но я вернусь, и мы сможем пообедать вместе, — его голос понизился, и он сделал шаг ближе. — А под обедом я подразумеваю раздвинуть эти хрупкие бедра и полакомиться твоей киской.
О. Боже.
Я сделала шаг назад, руководствуясь инстинктом, инстинктом борьбы или бегства. С одной стороны, я чувствовала в Николае зверя, режим самосохранения был на высоте. Но я желала его сильнее, чем убежать.
Я не могла думать, не могла ничего делать, кроме как стоять и смотреть на него широко раскрытыми глазами и приоткрытыми губами, грудь вздымалась и опускалась, соски напряглись, потому что я была безумно возбуждена.
Быстрее, чем я могла ожидать, он протянул руку, обхватил мое горло и, пользуясь этим действием и своей силой, заставил меня отступить назад, пока стена не остановила движение. Николай надавил на мою шею и приподнял, пока я не оказалась на носочках.
Хотя дышать было трудно, но я не сопротивлялась, не пыталась убрать его руку. Я была мокрой, уже
