Ей надоело слушать это дерьмо… Где там люди, посланные матюгальником? Лучше снова лежать, привязанной к столу, чем купаться в словесной блевотине.

Но люди не шли. Возможно, послали их сюда откуда-то издалека или нашлась иная причина задержки, – но изливался Груздь беспрепятственно. Расписав в красках все, что ожидает ночами Лизу, он перешел к дневной части программы. Ей, дескать, предстоит близкое знакомство с Рымарем, страшным человеком, садистом и живодером. И уж тот покажет ей, дилетантке и неумехе, как по-настоящему орудовать скальпелем. Наука, разумеется, Лизе впрок не пойдет, но перед смертью предстоит узнать много нового.

Она усилием воли отключилась, прекратила слушать дебильные речи. Задумалась о втором скальпеле, до сих пор лежавшем в кармане халата.

Разумеется, на этот раз Лиза о нем не позабыла – дала сегодня однажды маху, но дважды одну ошибку она никогда не повторяла.

Помнила и уже прикидывала, как бы добраться до него и пустить в ход… Увы, с тем же успехом скальпель мог лежать на своем законном месте, на инструментальном столике. Или в Затопье. Или на обратной стороне Луны.

Хватку Груздь не ослабил, как бы ни исходил на словесный понос. Лежал бы скальпель в левом кармане, шансы были бы, но он в правом, и попытку добраться туда левой рукой уебок пресечет быстро и болезненно. Что он там сулил? Три открытых перелома? Достаточно и одного, чтобы вырубиться от болевого шока.

Но даже если недоделок неожиданно ослепнет и заодно утратит осязание и не засечет попытку – Лиза сомневалась, что та удастся. Кровососы хорошо обучили Груздя своим поганым приемчикам, даже немного завидно. И этот болевой прием направлен не только на ту конечность, что в захвате. Любые движения левой тоже вызывают боль, и неслабую. А ведь ухватиться за ручку скальпеля – лишь начало…

Идею Лиза не без сожаления, но забраковала.

Теперь к ней вернулась… Причиной стал словесный понос Груздя. Вернее, то, как она от него избавилась, отключив в мозгу звукоряд. Стало тихо… Совсем тихо! Исчез привычный в последнее время гул, глушивший чужие мысли.

…К мыслям, бродящим под асимметричным лбом Груздя, она не пыталась прикоснуться и как-то на них воздействовать, не стала терять время на дохлый номер: ее мучитель взбудоражен, кипит злобой, и алчностью, и жаждой мести за давнюю обиду… Не прокатит.

Она потянулась к Марьяше, и та сразу ответила.

* * *

Дежурил по минус четвертому уровню лейтенант Никончук.

В былые времена это звание носили люди молодые, чаще всего энергичные. И обычно холостые (если, конечно же, не успевали жениться еще в училище или в первом же отпуске).

Былые времена безвозвратно миновали, и лейтенанту Никончуку шел сорок пятый год, энергичности препятствовали два десятка килограммов, лишних при его росте, да и возраст не способствовал.

Лишь в одном Никончук соответствовал классическому типу прежних лейтенантов: он был холост, но и это собирался исправить в самое ближайшее время. Не далее как завтра сделает избраннице предложение, и оно, без сомнения, будет принято – даром, что ли, встречаются уже пятый месяц? А законное бракосочетание состоится первого июля, не раньше и не позже. Раньше никак, потому что ключевое тут слово «законное», а временный отдел ЗАГС на Базе начнет работу как раз в первый день июля. Необходимость в таком учреждении назрела давненько, но не так-то просто юристам-самоучкам адаптировать «Кодекс о браке и семье» к реалиям новых времен. А без кодекса какая законность?

Так что раньше жениться не получится, а откладывать и затягивать ни к чему. К июлю как раз стройбат закончит общежитие для семейных, и первые окольцованные будут выбирать лучшие из четырнадцати тамошних квартир, а запоздавшие – делить, что останется. Ну а самым тугодумам придется ждать сдачи второго корпуса, а там еще даже нулевой цикл не завершен.

Жаль, конечно, холостяцкой своей квартирки под землей – прикипел, сроднился за двадцать лет, но… Но невестам из местных туда хода нет, такое жесткое условие поставил Ковач, когда на расширенном совещании обсуждали, как от анархии и беспорядочных связей за пределами периметра перейти к чему-то более цивильному.

А перечить Ковачу дураков тоже нет. Перевелись. Закончились. Раньше попадались – и где они сейчас? Кто где, одни в земле, другие в урночках колумбария, третьи свинтили непонятно куда при Расколе.

Ну и ладно, Томка на самом-то деле не очень рвется под землю.

Тот факт, что семейную жизнь он начнет строить с мутанткой, Никончука не напрягал совершенно. Да и не мутантка она, по большому счету. Когда одета, никто вообще от нормальной бабы не отличит. А на голую, хотелось бы надеяться, только муж смотреть будет. Причем его, будущего мужа, – лишь возбуждают три пары лишних сосков, и ничего поросячьего он в том не видит. Не сиськи лишние, именно одни соски, а сиськи правильные и на законном месте.

Нет, перед тем, как все у них с Тамарой закрутилось, Никончук ее к доктору Рымарю сводил. Она отнеслась с понятием и не обиделась, а у него на душе поспокойнее стало – бродили по Базе слухи о хищных тварях, что селятся внутри мутанток, самих не трогают, а вот из мужиков все соки через член высосут… Бред вроде бы, но как-то раз Рымарь по пьяни намекнул: не без огня тот дым, совсем не без него.

Но у Томки никакого криминала доктор не нашел, а лишние соски предложил удалить, дело недолгое. Отказались, Томка привыкла, а Никончука, как уже сказано, они лишь заводили. Еще Рымарь предупредил: детишек не ждите, бесплодна. Лейтенанта это тоже не парило: зато хоть не родится чудо-юдо какое-нибудь вместо нормального младенца, да и возраст уже не тот, староват он для колясок и памперсов.

Однако имелась одна закавыка, и связанная как раз с возрастом. Тамара говорила, что идет ей девятнадцатый год, и не врала – родители, знакомые, соседи… в общем, все вокруг ее слова подтверждали. Только выглядела она на тридцатник… А то и чуть старше.

Озадачил этим вопросом Рымаря, но тот ничего толкового не сказал. Наоборот, ляпнул глупость: хорошо бы, дескать, посмотреть семейный альбом с фотографиями Тамары за разные возраста… Ага, щас, сказал ему Никончук (по ходу разговора они приняли медицинского, потом усугубили, для Рымаря обычное дело). Три альбома тебе, сказал Никончук, и архив семейных видео в придачу. Ты без альбома растолкуй, трубка клистирная: какой она в реальный свой тридцатник окажется? На сколько внешне потянет? Если на полтинник, он переживет, самому под шестьдесят будет. А если бабкой столетней обернется? Хер ее знает, кем она станет, пожала плечами клистирная трубка и налила еще. Доживешь, так увидишь. Если доживешь. На крайняк разведешься, бездетным это просто. Хорошо в тот раз посидели.

В общем, такие вот были у лейтенанта Никончука жизненные обстоятельства и брачные планы, расписанные буквально по дням.

Сегодня он последними словами проклинал свою педантичность и привычку скрупулезно следовать собственным планам.

Ведь предлагали, предлагали ему поменяться дежурством!