С одной стороны, Сурков в своих текстах подчеркивал, что Россия – это европейская страна, несмотря на попытки русских националистов представить ее как нечто отдельное, обособленное, своеобразную «крепость Россия». Европа для Суркова – конгломерат стран и мнений, что позволяет России договариваться с каждой страной отдельно, исходя из взаимных национальных интересов. В этом плане у России – европейское будущее[453]. С другой стороны, среди групп влияния в иностранных государствах всегда есть те, кто желает России дурного: планирует разгромить ее, присвоить природные ресурсы и уничтожить нацию. Именно эти группы и есть источник антироссийских интриг и заговоров, и именно их околокремлевские авторы впоследствии стали критиковать как главных врагов России.

Среди американского истеблишмента действительно стабильно присутствуют антироссийские настроения, которые воздействуют на американо-российские отношения[454]. И именно на критиках России авторы и поборники суверенной демократии сосредоточили свое внимание, обвиняя их в попытках обокрасть и уничтожить РФ. В результате, несмотря на кажущийся плюрализм Суркова в восприятии Запада и тех, кто там живет, политический язык вновь оказался сведен к традиционному антизападничеству.

Равенство и прагматизм в отношениях с Западом, провозглашенные Сурковым, также способствовали популяризации теорий заговора в современной российской культуре. Согласно теории популизма Лаклау, «народ» должен быть равен своему «другому» – именно это равенство позволяет сконструировать границы социального, в рамках которого «народ» требует от власти выполнения своих требований. Конструирование Сурковым новой национальной идентичности «суверенных россиян» исходило из предпосылки, что Запад есть воплощение глобального центра власти, в то время как Россия – это аутсайдер с европейской культурой в качестве основы его идентичности, стремящийся вернуть себе место в глобальной лиге великих держав и все время сталкивающийся с проявлениями русофобии[455].

Таким образом, использование околовластными спикерами термина «суверенитет» – «достижение суверенитета» или «поддержание суверенитета» – стало своеобразным способом решения социоэкономических и политических проблем. Неважно, какого рода проблема – она может быть решена только с помощью достижения полного суверенитета и независимости российских граждан и властей при принятии решений. А неспособность решить проблему всегда можно объяснить трудным периодом перехода к новой реальности, когда сложно в полной мере контролировать собственное государство, или вредом, наносимым другими державами. При этом любое вмешательство извне – критика со стороны иностранных политиков, санкции или желание мониторить выборы – рассматривалось как попытка подрыва национальной безопасности с целью вернуть Россию в состояние 1991 г. – ключевой момент утраты идентичности и суверенитета.

В качестве субъекта нациестроительства Сурков рассматривал весь российский народ без деления на религиозные конфессии и этнические группы, подчеркивая таким образом гражданский характер постсоветской российской нации. Запрос разных социальных групп на превращение России из осколка СССР в суверенное, сильное государство Сурков выразил, подчеркнув, что необходимо вернуть нации уважение и самостоятельность во внутренней и внешней политике. При этом он не избегал и других концепций российской нации, в частности, обращаясь к ее имперской сущности и подчеркивая ведущую роль русских в создании великого государства и других наций: «500 лет страна была современным государством, она делала историю, а не история делала ее. В конце концов, при всем уважении к этим народам, мы очень отличаемся от словаков, прибалтов и даже украинцев – у них не было государственности. Их рисовали на картах в том числе русские политики прошлого. Мы были в сотворческом процессе, соработниками с мировыми державами в переделе картины мира»[456]. Указывая на бывшие колонии Российской и Советской империй, Сурков демонстрировал, какое значение Кремль придавал европейскому выбору этих стран, ставившему под вопрос возможность политического доминирования России в названных регионах.

Идея российского величия подчеркивалась Сурковым через обозначение русских как самостоятельных игроков на глобальной политической арене и вершителей своей судьбы, не способных раствориться и стать частью другой государственности, как это готовы были сделать украинцы или прибалты после 1991 г.: «Я не представляю себе русских, россиян, которые думают так же: “Сейчас мы в ком-то растворимся, к кому-то убежим, и там уж нас обласкают, обогреют и будут нами руководить”. И винить нам некого, кроме самих себя, в том, что с нами случилось. И бежать нам некуда, кроме как к себе домой. Вот еще одна, и для меня вообще важнейшая, причина того, что Россия должна быть самостоятельным государством, которое влияет на мировую политику»[457]. Откровенно имперские нотки в заявлении Суркова однозначно указывают на то, что коллапс СССР был, прежде всего, крушением великой империи, и оно могло произойти в том числе из-за внутренних конфликтов и пропаганды национального сепаратизма: «Один раз нам внушили, что казахи, украинцы и другие товарищи – это обуза на шее России. Я хорошо помню статью в одной влиятельной газете на заре перестройки. Украина – убыточная республика. И там нам расписывали про эти убытки, как из нас кровь сосут все наши недавние братья. Поверил, наверно, кто-то в это. И чем закончилось? Мы потеряли полстраны, полнаселения, пол-экономики и так далее. Если мы и сейчас поверим в то, что во всем виноваты те-то и те-то, мы потеряем еще полстраны, еще пол-экономики… Мы за Россию, которая для русских, татар, мордвы, осетин, евреев, чеченцев, для всех наших народов, для всей российской нации»[458].

Любопытно, что Сурков вновь провел аналогию с 1991 г., чтобы подорвать политические позиции русских этнонационалистов, которые в начале 2000-х активно выступали против миграции выходцев из северокавказских республик в другие регионы России[459]. Связывая их сепаратистские настроения с возможностью «цветной» революции, Сурков таким образом использовал теории заговора для делигитимации оппонентов Кремля. Русские националисты, которые в первое десятилетие 2000-х были мощной силой на внутренней политической арене, описывались Сурковым как «пятая колонна», стремящаяся на деньги зарубежных спонсоров подорвать межэтнический мир в стране.