Несмотря на всю доброту конюха, в обратную сторону передавать послания было сложно. По пальцам можно было пересчитать случаи, когда риск того стоил, тем более что конюшня, в которой работал Разз, лежала за известняковой стеной. Лишь дважды удалось Киве отослать послания наружу: первый раз с двумя словами – «Отец мертв», второй с четырьмя – «Я теперь тюремный лекарь».

Ее семья присылала письма куда чаще, хотя они не всегда приходились Киве по душе. Тем не менее Разз всякий раз осторожно переправлял их за стену, пряча записки в одежде новоприбывших заключенных, пока помогал надзирателям выводить их из фургонов. Он знал, что первым делом новых узников отправят в лазарет и заставят раздеваться. Конечно, это было опасно, но пока их уловку никто не раскрыл. Возможно, потому что обычно они старались не рисковать – по крайней мере до сегодняшнего дня. Кива совершенно не понимала, почему вдруг Разз решил с ней заговорить, тем более что Наари с Руком стояли совсем неподалеку.

– У меня тут кое-что для тебя есть, – еле расслышала Кива голос Разза за звуком дождя.

Она старалась даже не двигаться, пока Разз не достал испещренную грязью записку и не протянул ее Киве.

Та быстро оглянулась на смотрителя с Наари. Только убедившись, что они до сих пор разгоряченно о чем-то спорят, Кива нырнула под голову лошади, прячась от их глаз, и через створку потянулась к бумажке в руках Разза.

С бешено колотящимся сердцем она прочитала зашифрованное послание, написанное знакомыми закорючками сестры; в душе ее царили одновременно волнение от того, что ее может ждать, и надежда, что помощь уже на подходе. Но потом до нее дошел смысл написанных слов.

Не дай ей умереть.

Мы идем.

Они написали то же самое, что и в прошлый раз.

Точно то же самое.

На глаза Киве навернулись злые слезы. От нахлынувших гнева и отчаяния она смяла записку в кулаке. Но потом верх взяло безрассудство, и Кива, расправив бумажку и проведя рукой по грязной лошадиной гриве, прижала указательный палец между строчек, выведенных сестрой.

– Ты что делаешь? – встревоженно прошипел Разз.

Кива не ответила, лишь снова взглянула на Рука и Наари, молясь, чтобы лошадь не двинулась и они не увидели, что она делает.

Буква за буквой, она остервенело выводила грязью собственное зашифрованное послание – самое длинное за свою жизнь.

«Она больна.

Я вместо нее в Ордалиях.

Спасение – когда???»

Быстро, быстро, она свернула грязную записку и сунула ее обратно Раззу.

– Кива, я не могу…

– Пожалуйста, – прошептала Кива. Губы ее едва шевелились: Рук и Наари наконец договорили и уже шли в ее сторону. Даже дождь поутих, словно он помог чем мог и теперь сходил на нет. – Пожалуйста.

Разз ответил ей покорным вздохом, но на душе у Кивы полегчало. Разз возьмет записку с собой в Васкин и отошлет ее Кивиной семье. И тогда… тогда она наконец получит хоть какие-то ответы.

Смотритель подходил все ближе, по лбу Кивы скатилась капля нервного пота, однако Рук, даже не взглянув в ее сторону, прошел мимо и вышел из конюшни. Кива повернулась к Наари. Та внимательно за ней наблюдала, словно насквозь видела ее натянутые нервы, и Кива заставила себя расслабиться. Но, похоже, все было напрасно, потому что надзирательница спросила:

– И как зовут твоего друга?

Киву накрыло паникой, разум буквально кричал, что надо быстро что-нибудь придумать, объяснить, что она понятия не имеет, о чем Наари говорит, что до этого дня она в жизни не встречала Разза. Но не успела Кива сказать хоть слово, как надзирательница протянула руку и погладила лошадиную морду. У Кивы перехватило дыхание от осознания своей ошибки.

– Э, да. Она чудесная, – прохрипела она. Она даже не знала, кобыла это или жеребец. Почувствовав грязь на руке – грязь, которой она написала записку – Кива подняла ладонь и добавила: – Но грязная. Ее бы почистить.

– Ты вся перепачкалась, – заметила Наари. Затем тряхнула головой и произнесла: – Пойдем, пока дождь снова не зарядил. – Едва слышно добавила: – Или пока Рук не передумал нас отпускать.

Кива удивленно моргнула. Только сейчас до нее дошло, что, по-видимому, смотритель спорил с Наари по поводу их сегодняшнего дела. Наверное, ей стоило поговорить с Руком самой, поделиться, как беспокоит ее распространение болезни. Но тогда ей бы не представился случай написать семье. Впрочем, если Наари готова вступиться за Киву, то Кива не станет ей мешать.

Кива не смела обернуться и взглянуть на Разза, пока они выходили из конюшни. Оставалось лишь надеяться, что он пошлет записку как можно скорее, и что ее семья ответит так же быстро. Надеяться, что они поймут, как нужна ей помощь. Надеяться, что они придут.

Дождь совсем затих, пока они шли к каменоломне мимо огородов и пшеничных полей, но снова начал накрапывать, когда они проходили мимо свиней и птиц. Киве стоило огромных усилий не осмотреть все эти места сразу, но она напомнила себе о плане. Начинать надо было с начала и оттуда уже методично переходить к следующим возможным источникам заражения.

Они шли и шли, мимо ферм и полей, не говоря ни слова. Только когда они поравнялись с восточной стеной, на которую Кива должна была перепрыгнуть во время Ордалии воздухом, Наари нарушила молчание.

– Я слышала, ты встречалась с принцессой после первого испытания. Что она тебе сказала?

Кива поразмыслила, как ответить, и решила, что Миррин не сказала ничего, что могло бы навлечь на них с Кивой беду – кроме, конечно, амулета.

– Мне кажется, по большей части ей просто было любопытно, кто я такая и зачем выступила вместо Тильды.

– И все?

– Судя по всему, я напомнила принцессе ее девушку, – поделилась Кива. – Она сказала, я обладаю такой же силой духа. Не знаю, наверное, она хотела сделать мне комплимент? – Кива пожала плечами. – Если честно, у меня в тот момент все так болело, что даже несмотря на маковое молоко я не до конца поняла, что она за человек.

Наари повернулась к Киве:

– У принцессы Миррин есть девушка?

Кива снова пожала плечами.

– Она сказала, что есть. – Она пригляделась к надзирательнице и добавила: – Вы ведь не из тех фанатиков, которые одержимы королевской семьей?

– Нет, конечно, – нахмурилась Наари. – Просто удивилась.

– Что она с кем-то встречается?

Молчание Наари говорило само за себя.