Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я быстренько выбираюсь наружу.
Лерка-Валерка стоит в двух шагах от меня, она смотрит в мою сторону и на лице её открыто блуждает нагловатая и как-то, по-особенному глумливая усмешечка. Бешенство с новой силой охватывает меня и… тут же угасает.
Не могу, ну, не могу я, не то, чтобы поднять руку, но даже хорошенько рявкнуть на женщину, дурацкое моё воспитание!
– Ну, что? – ядовито осведомляется Лерка, вновь, как и тогда, у реки, вовсю наслаждаясь создавшейся ситуацией. – Не получилось, бедненький?
Я подхожу к ней почти вплотную, останавливаюсь.
– Ты чего? – Надо отдать должное этой самой Лерке-Валерке, она, кажется, ничего и никого не боится, а уж меня и подавно. – Ударить хочешь? Ну, давай, не стесняйся! Бей!
На какое-то короткое мгновение глаза наши встретились, и я замечаю, как недобро сузились её зрачки. Как перед прыжком…
– Ну, чего же ты?! Давай! Ты же у нас крутой!
– За что?! – я старался говорить спокойно, и это у меня почти получилось. – За что ты так ненавидишь меня?!
В лице у Лерки вдруг что-то дрогнуло и изменилось, но она тут же громко расхохоталась, словно желая идиотским этим хохотом скрыть минутную свою слабость.
– Ладно, не распускай нюни! Я объясню ей, что пошутила! – Лерка замолчала на мгновение, бросила косой взгляд на палатку. – А, может, и не объясню. Я ещё не решила.
И, не сказав больше ни слова, она молча ныряет в полуоткрытую щель палатки, исчезает в ней.
Ну а я же, совершенно разбитый и опустошённый, тяжело вползаю в соседнюю палатку, прямо навстречу раскатистому Жоркиному храпу.
– Ногу отдавил! – сонно бурчит невидимый Витька, недовольно отодвигаясь куда-то в сторону. – Как слон в посудной лавке, чеслово…
Ещё несколько минут назад я почти сочувствовал Виктору свет Андреевичу. Сейчас же я дико ему завидую.
Отступление. За сутки до…
Профессор
Нину профессор обнаружил на стадионе. Ребятишки, азартно сопя и вопя, гоняли по неровно скошенной траве большой тяжёлый мяч, а Нина и ещё одна девушка её примерно возраста сидели на одной из невысоких трибун, с двух боковых сторон опоясывающих футбольное поле. Они о чём-то оживлённо беседовали, потом, завидев его, замолчали.
– Здравствуйте! – сказал, останавливаясь, профессор. – Вот уж не думал, Нина, что вы увлекаетесь футболом.
– Ну это сильно сказано! – Нина пожала плечами. – Просто сегодня мои бормалейчики играют. Да, кстати, познакомьтесь. Это – Вера, моя подруга. Это – Виталий Павлович.
– Очень приятно! – сказал профессор.
– А я вас вчера видела, – улыбнулась Вера. – С вами ещё такой симпатичный молодой человек был, с бородкой. Он что, ваш сотрудник?
– Да вроде как сотрудник… – говоря это, профессор старался не встретиться взглядом с Ниной. – Способный парень. Единственный недостаток – ветер в голове.
– А как его зовут?
– Вера! – негромко произнесла Нина.
– Ну, ладно! – Вера встала. – Потом поговорим. Пока, Нинулька!
– Пока! – сказала Нина, по-прежнему не отрывая глаз от азартно вопящих ребятишек.
Профессор тоже невольно посмотрел в ту сторону, потом вздохнул и сел рядом.
«Неудачное начало, – невольно подумалось ему. – Ну, уж какое есть!»
Некоторое время они сидели молча.
– Знаете, Нина, – проговорил, наконец, профессор, вытаскивая портсигар и извлекая из него сигарету, – от лица всей науки приношу вам огромную благодарность! Вы даже представить себе не можете, сколько всего мы там обнаружили за эти несколько часов! Я уже не говорю о кремнёвых изделиях. По меньшей мере, там хорошо сохранившиеся останки пяти взрослых особей. На удивление хорошо сохранившиеся, я бы даже сказал, слишком даже хорошо…
«Что-то я не то говорю, – подумал профессор, рассеянно вертя в руке сигарету. Он сунул было её в рот, но вовремя вспомнил предупреждение директора о курении на территории лагеря. – Боже, я совсем даже не знаю, как мне себя вести с ней! Как прежде не получается, да и не к чему это… по-другому же я просто не умею…»
Нина по-прежнему молчала, и неизвестно было, о чём она сейчас думает.
– Нина, – профессор мягко и осторожно взял девушку за руку. – А, может, вы всё-таки передумаете? С вашим опытом, с вашим знанием дела… И нам помощь, да и вам… Хотите, я переговорю с директором?
– Не надо! – сказала Нина, отдёрнув руку. – Спасибо, конечно… но, не надо! Ни к чему это теперь.
Она встала, и профессор тоже торопливо поднялся вслед за ней.
– Вы вот вчера и не спросили даже, как я жила всё это время… – она запнулась, закусила губу. – Может и правильно, что не спросили. А я… я даже замужем побывать успела. Недолго, полгода всего. И вот, вновь одна… – Нина замолчала, пошла, было, прочь, потом вдруг снова остановилась. – Но вы не беспокойтесь, попыток самоубийства больше не будет!
– Нина! – профессор торопливо подошёл к ней, взял за руки. – Что вы такое говорите, Нина!
Она улыбнулась, но улыбка эта совсем у неё не получилась, ибо сверху уже набегали на вымученную эту улыбку самые первые и самые крупные слезинки.
– Нина! – повторил профессор, по-прежнему не отпуская её рук. – Успокойтесь, Нина!
– Я постараюсь, – сказала она, глотая слёзы. – Я постараюсь, только… Знаете, мне как-то по-другому представлялась наша с вами встреча. Совсем по другому! И я… и мне… Извините, Виталий Павлович!
И, закрыв лицо руками, она побежала прочь.
* * *
Утром меня разбудили птицы. Во всяком случае, самое первое, что я услышал, с трудом немалым очнувшись от некоего пустого, нелепого и довольно-таки неприятного сновидения, был именно этот многоголосый и многозвучный птичий хор. Я тут же открыл глаза и не сразу сообразил даже, где я и что со мной. Потом сообразил, вздохнул и приподнял голову, осматриваясь вокруг.
В палатке уже царил мягкий голубоватый полумрак. Рядом со мной, уткнувшись носом в рюкзак, спал-почивал Виктор свет Андреевич собственной персоной. В самом же дальнем от меня углу палатки еле виднелась всколоченная Жоркина шевелюра. Странно, но он не храпел.
Я вспомнил Ленку, вспомнил вчерашнюю свою ночь, и, к великому своему удивлению, не ощутил ничего. Ну, просто совсем ничего не ощутил…
Недаром говорят, что утро вечера мудренее.
Спать уже не хотелось, и я, дрожа и поёживаясь от предутреннего холода, осторожно выбираюсь наружу. И тут же замираю в немом телячьем восторге.
Хорошо то как!
Солнце уже почти выбралось из-за горизонта, трава, седая от росы, блестит, переливается миллионами маленьких его отражений. И такое чистое, словно выстиранное, небо сверху…
Утро
