выявлением сил и их подготовкой. Бывший управляющий делами комиссара Временного правительства в Туркестане, он хорошо знал «господ», способных поддержать Осипова. Он же через Тишковского вел переговоры с «левыми» эсерами о совместных действиях против большевиков. У генерала Кондратовича была тайная мысль — сразу же после переворота оттеснить Осипова, сменить штаб и сосредоточить в своих руках всю власть. События несколько изменили план генерала. В канун мятежа около Осипова оказались Цветков и Тишковский.

Поручик занимался связью. Организовал ее неплохо. Во всяком случае, весну и лето заговорщики провели спокойно. Никто из связных не засветился, не выдал себя, не навел на след штаба. Только «мобилизация» оружия сорвалась дважды — помешал конный отряд милиции, разгромивший банду Штефана. Еще не зная о существовании заговора, ребята нацелились на поручика. Нацелились Маслов и Елисеев. Дом на Гоголевской ничего не дал. Янковский к нему не приближался. Не увидел его здесь Маслов. Зато Антонину Звягину встречали в разных частях города, но чаще всего в центре, где разместились иностранные консульства и миссии. А их наехало летом много. Вслед за Тредуэллом и представителями американской ассоциации христианской молодежи Девисом и Бренингом появились французы Кастанье и Капдевиль, чех Готфрид, румынский агент для поручений лейтенант Балтариу, шведы Гааль, Шульман, Студен, датский капитан Браун, бельгийский консул де Стерк. Объявили о своем представительстве немцы Циммерман и Вольбрюк. Всем правительствам Европы вдруг захотелось установить контакт с Туркестанским большевистским правительством и познакомиться с новыми порядками. Контакт однако ограничивался одним лишь представлением ЦИКу и Совнаркому своих полномочий. Всего-навсего беседа. Десятиминутная. А вот после нее лейтенанты и полковники, титулованные и нетитулованные, говорившие на всех языках, кроме русского, устанавливали контакт с неофициальными лицами, находили их в разных закоулках города по адресам, своевременно переданным связным штаба «ТВО», заключали негласный союз. Встречи подготавливали обычно два человека — мужчина с бородкой и поручик, отлично говоривший по-английски и немецки. Один лишь майор, покинувший караван-сарай весенним вечером, не имел официальной резиденции в центре города. Ночевал в частных домах. Однажды вечером явился в сопровождении человека с бородкой на квартиру к чиновнику Звягину. Явился по рекомендации Цветкова. В записке полковник просил своего бывшего подчиненного устроить на пару дней друга. Звягин не мог отказать, но предупредил, что за домом следят «красные». Человек с бородкой задумался:

— Это хуже, господин Звягин.

Переговорил с майором. Тот отрицательно покачал головой. Ушли.

В тот вечер на Гоголевской дежурил Маслов. Приметил двух незнакомых людей. Стал наблюдать. Проводил до самого Урдинского моста, пока не скрылись они в узких старогородских улицах.

Все бы так и кончилось: навестили Звягина какие-то люди, поговорили, ушли. Однако память у Маслова была цепкой. В августе, на самом исходе лета, увидел он ночного звягинского гостя в парадной гостиницы «Регина», где разместилась английская военно-дипломатическая миссия. На этот раз знакомый чиновника был в форме майора вооруженных сил Великобритании и на поясном ремне висел браунинг. Вместе с майором выходили еще двое военных, с пробковыми шлемами. Офицеры покинули тенистый вестибюль и зашагали по горячему, почти раскаленному тротуару. Впереди майор, за ним два спутника. Маслов для себя отметил, что люди эти, не в пример другим иностранцам, не боятся солнца. Все трое загорелые, причем, майор меньше, а те двое просто черные. Удивил Маслова загар — где успели опалиться так. Не знал он, что офицеры, прежде, чем попасть в Ташкент, акклиматизировались в Индии и Иране, попеклись на солнце, совершая долгий путь в столицу Средней Азии.

Маслов стоял на посту. С тех пор, как город заполонили иностранные посольства и консульства, милиции вменили в обязанность охрану их резиденции. Надо было сутками отсиживаться в вестибюлях, слоняться у входа, вытягиваться в струнку, когда подъезжал автомобиль или пролетка к зданию. Стоять, не шелохнувшись, пока мимо по ковру не проследует какой-нибудь франт в белоснежной манишке и с крикливым галстуком на шее. Вежливо приветствовать, иногда интересоваться, если незнакомый человек, — к кому изволит идти. Шли все богато одетые, сытые, надменные. А он, Маслов, стоит в выгоревшей на солнце, подлатанной на рукаве гимнастерке, в узких и коротких не по росту галифе и в чужих, да, чужих, сапогах — одну пару приличных, даже новеньких Василий Прудников раздобыл на всех постовых, чтобы перед заморскими буржуями не ударить лицом в грязь. Иностранцы и гости их так и пялят глаза на ноги. Лапти, что ли хотят увидеть. Маслову сапоги впору, будто на него сшиты. Блестят. Гуталина не жалеет, когда идет на пост. И тут в свободную минуту нет-нет, да и смахнет пыль старенькой бархаткой, что хранит в кармане. Вот Плахину, тому худо — ноги длиннющие. Жмут сапоги. Но терпит. Куда денешься — служба. Маслов пропустил офицеров и тут же спросил у полотера, который занимался уборкой комнат: давно ли господа приехали?

— В середине месяца.

— И этот, главный?

— И он.

Ответ не устроил Маслова, ему подумалось, что полотер не осведомлен.

На следующий день поинтересовался у Елисеева, не знает ли он точную дату приезда английской миссии. Елисеев, уже уставший от Масловских подозрений и предположений, отмахнулся.

— Что ты пристал со своей Гоголевской улицей!

— Откуда знаешь, что о ней говорю?

— Да, небось, все туда гнешь?

— Верно.

И Маслов рассказал о майоре из английской миссии, которого видел еще в июне у дома Звягина.

— О́н это...

— Ну, Маслов, ты просто рехнулся. Майор приехал к нам четырнадцатого августа. Это официально известно.

— Официально всякое может быть...

Пошел к начальнику охраны города. Сказал то же самое. Его выслушали. Что-то записали. Проинформировали на всякий случай: майор объявился 14 августа. Фамилия его Бейли. Но откуда прибыл, никому неведомо. Может из-под земли вылез. Говорит, что ехал из самой Индии. Однако билета никому не предъявлял. Да и не существует такого билета. Пути оттуда тайные. Понял? В общем, гляди!

Глядеть можно, только что увидишь. «Регину» посещал всякий народ. Больше из «бывших». Пьянствовали в гостинице и за ее пределами. Частенько офицеры возвращались, наклюкавшись до омерзения. Непонятно было Маслову и Плахину зачем люди ехали в такую даль, неужели, чтобы попробовать коньяк из подвалов купца Иванова. Небось, этого зелья вдоволь и в самой Англии. Не ведал Маслов, что офицеры миссии не вообще пьянствуют, а в силу необходимости. Пьют с нужными людьми и спаивают только нужных людей. Спаивали они, между прочим, и самого Осипова.

Ничего не узнал Маслов на своем посту. Главное происходило где-то за пределами гостиницы, а возможно и в ней