Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кромвель… – Голос Бонни вернул меня к реальности. Девушка подняла руку, коснулась моей щеки и повернула голову. Ее щеки были мокрыми от слез, ресницы слиплись, а губы… у Бонни всегда были такие красные губы, каких я не видел ни у кого другого. Цвет казался почти неестественным.
Ее ладонь обжигала мою кожу, как раскаленная печка. Я повернулся, так чтобы ее ладошка полностью накрыла мою щеку, и с губ Бонни сорвался тихий вздох.
– Это было прекрасно, – сказала она и уронила руку, так что та скользнула по моим пальцам, лежавшим на струнах гитары.
– Эти руки, – проговорила она. Теперь Бонни сидела вполоборота ко мне, и я видел только ее щеку, но наверняка знал, что она улыбается. – Они могут создавать такую музыку. – Девушка вздохнула. – Никогда не видела ничего подобного.
Мне показалось, что моя грудная клетка раздувается, как воздушный шар. Бонни все водила и водила кончиком пальца по тыльной стороне моей ладони, но потом все же убрала руку. Она зевнула и устало сощурила глаза.
– Я просто падаю. Мне нужно домой.
Я сидел неподвижно. Впервые за долгое время мне не хотелось двигаться, хотелось остаться в этой музыкальной комнате, потому что я не знал, что случится, если мы отсюда уйдем. Что, если моя злость вернется или желание сбежать снова возьмет надо мной верх?
Вдруг Бонни от меня уйдет? Учитывая, как ужасно я с ней обращался, она вполне могла так поступить.
– Кромвель? – Бонни слегка толкнула меня в грудь. Увы, продлить этот момент я не мог, пришлось убрать руки с гитары. Нужно было встать с табурета, но, прежде чем встать, я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мне нравится твоя песня, Фаррадей.
Она порывисто вздохнула, и я ощутил аромат персика и ванили. Девушка прижалась спиной к моей груди, а я провел носом по ее шее сверху вниз, пока мои губы не коснулись ее голого плеча.
Я скользнул губами по бледной коже, легонько поцеловал плечо и слез с табурета.
Подняв с пола чехол от гитары, я забрал у нее инструмент и убрал в чехол. Девушка сидела неподвижно. Упаковав гитару, я наконец поглядел на Бонни, и наши взгляды встретились: все это время она смотрела на меня – я понял это по смущенному выражению ее лица.
– Провожу тебя, – сказал я.
Бонни встала и едва не упала, словно у нее вдруг подкосились колени. Она выбросила вперед руку, и я поспешно поддержал ее и прижал к себе. Она тяжело дышала, мне показалось, что у нее температура.
– С тобой все в порядке?
– Ага, – нервно ответила она, после чего попыталась меня оттолкнуть.
Я лишь покрепче прижал ее к себе.
– Уж лучше подержу тебя вот так, а то еще упадешь.
Бонни слабо улыбнулась и привалилась ко мне. Я отвел ее в общежитие. Ничто не нарушало тишину ночи. Не знаю, который был час: может, три часа ночи, а может, и четыре утра.
Бонни молчала, но в какой-то момент вдруг остановилась и посмотрела на меня снизу вверх.
– Хотелось бы мне знать, – проговорила она сдавленно.
Нужно было поскорее довести ее до дома, кажется, она засыпала на ходу.
– Что именно?
– Каково это: видеть музыку. – Она смотрела куда-то вдаль пустым взглядом. – Слышать цвета.
– Не знаю… не знаю, как объяснить, – ответил я. – Для меня это нормально. Не представляю, как можно их не видеть. – Я пожал плечами. – Это было бы странно.
– И скучно. – Бонни снова зашагала рядом. – Поверь, Кромвель, я бы все отдала ради возможности хоть ненадолго посмотреть на мир твоими глазами, увидеть, что ты слышишь… Но для меня это несбыточная мечта.
Мы подошли к общежитию.
– У тебя собственная комната?
Бонни склонила голову набок.
– Ага.
– Повезло тебе.
Она улыбнулась:
– Тебе не нравится мой брат-близнец?
Я дернул уголком рта.
– Он нормальный парень.
Бонни забрала у меня гитару и замерла перед дверью: голова опущена, во всей позе чувствуется какое-то напряжение.
– Спасибо, – пробормотала она и взглянула на меня из-под длинных ресниц. – Спасибо за сегодня… – Я кивнул и попытался уйти, но ноги словно приросли к месту. – Думаю, мы увидимся на занятиях в понедельник. – Девушка повернулась, намереваясь войти, но я быстро наклонился и поцеловал ее в щеку. Бонни резко втянула в себя воздух.
– Спокойной ночи, Фаррадей.
Не успел я отойти и на пару шагов, как она окликнула меня:
– Кромвель?
Я обернулся.
– Какой твой любимый? Какой цвет ты любишь видеть больше всего?
Ответ вырвался у меня прежде, чем я успел подумать:
– Фиолетово-синий.
Бонни улыбнулась и вошла в общежитие. Я смотрел, как она уходит, ошарашенный вырвавшими у меня словами.
Фиолетово-синий.
Домой я не пошел – просто побрел дальше и шагал не останавливаясь, пока не очутился на поляне у озера, которую показал мне Истон. Усевшись на траву, я стал наблюдать за восходом солнца.
Запели птицы, и их звонкие трели вспыхивали у меня перед глазами оранжевыми всполохами. По шоссе проезжали автомобили, и у меня в голове мелькали алые линии. Вдали по глади озера скользила байдарка – я всегда видел ее здесь, похоже, это один и тот же каноист. Я полной грудью вдохнул свежий воздух и ощутил на языке вкус зеленой травы. Аромат не давал моим внутренним стенам снова подняться. Я подался вперед и запустил пальцы в волосы. Я дрожал всем телом и сердился на себя за это. Слишком много эмоций разом нахлынуло на меня, и я уже не мог отделить их от играющих в сознании цветов.
– Я больше не хочу этого, – рявкнул я на стоявшего перед сценой отца.
Сорвал с себя галстук-бабочку и принялся быстро расхаживать туда-сюда.
– Сегодня я пропустил футбольный матч, хотя приятели звали меня поиграть с ними. – Я метался из стороны в сторону. – Вместо этого мне пришлось идти сюда. – Я указал на зрительный зал, битком набитый людьми – все они были лет на двадцать старше меня.
– Кромвель я знаю, ты сердишься, но, сынок, тебе выпал такой шанс. Музыка… Ты настолько талантлив… Сколько бы я об этом ни говорил – все будет мало.
– Ну конечно! Ты только это и талдычишь, как будто других тем для разговора нет! – Я сжал кулаки. – Я уже начинаю ненавидеть музыку! – Я стукнул себя по голове. – Ненавижу эти цвета! Жаль, что я вообще таким уродился!
Папа выставил перед собой руки.
– Понимаю, сынок, понимаю, но я лишь думаю о твоем будущем. Кажется, ты не до конца осознаешь, насколько велик твой потенциал…
– А Тайлер Льюис? Зачем он сегодня здесь? Почему хочет со мной работать?