Кромвель выгнул бровь и насмешливо поглядел на Истона. Тот рассмеялся и указал на шоколадные батончики.

– И ты в курсе, что здесь подают еду?

Кромвель откинулся на спинку стула и окинул кафешку скучающим взглядом.

– Мне и этого хватит.

Он открыл последний батончик.

Я погоняла листик салата по тарелке.

– Итак, – продолжал Истон. – Как продвигается ваш проект?

Ответом ему было молчание.

– Никак, – наконец сказала я. – Мы больше не партнеры.

Не такой уж я робкий человек, и меня не так-то легко запугать, но события субботнего вечера затуманили мой разум, начисто лишили меня способности говорить о Кромвеле.

Почему он пришел в кафетерий? Зачем сел рядом со мной на занятии и при этом не сказал мне ни слова, не считая моей фамилии?

Истон ожег Кромвеля гневным взглядом.

– Что ты натворил?

Кромвель выдержал взгляд Истона, ни один мускул не дрогнул у него на лице. Истон всегда сыпал шутками, неизменно пребывал в хорошем настроении, вот только у него была и другая сторона, о которой люди не знали. Особенно если дело касалось меня.

На скулах Кромвеля шевельнулись желваки. Я поспешно накрыла руку брата ладонью.

– Ничего не случилось, Истон. Профессор Льюис увидел, что наша совместная работа не приносит значимого результата, и решил, что по отдельности мы скорее преуспеем. Только и всего.

Истон прищурился и подозрительно поглядел на меня, а потом на Кромвеля.

– Точно?

– Да, – ответила я.

Брат широко улыбнулся.

– Тогда все в порядке. – Он дернул подбородком, указывая на меня. – Электронная музыка не по тебе, а, сестренка?

Я рассмеялась:

– Ну, не так чтобы очень.

– Бонни просто ее не понимает.

Я повернулась к Кромвелю – он наконец посмотрел на меня.

– Просто я не рассматриваю ее в качестве музыкального жанра.

– А зря, – спокойно возразил Кромвель. – Все дело в том, что никто не показал тебе все достоинства электронной музыки.

Голос его оставался спокойным, но синие глаза горели оживлением.

– Я слушала твою музыку, – парировала я.

Уголок его рта пополз вверх, и в груди у меня разлилось тепло.

– Невнимательно.

Я нахмурилась.

– Мне нужно пирожное, – объявил Истон. Он поглядывал на нас с подозрением, словно мы обсуждали какую-то шутку, смысл которой от него ускользал. – Не убейте друг друга, пока меня не будет, хорошо, ребятишки?

– Постараемся, – пообещала я.

Брат ушел, и над нашим столиком повисло молчание. Кромвель смотрел в окно, я рассматривала обертки из-под его шоколадных батончиков.

– Вижу, посылка от твоей мамы все-таки пришла?

Кромвель кивнул, потом отломил квадратик от шоколадки, которую поглощал в данный момент, и протянул мне.

– Я… не ем нездоровую пищу.

Я почувствовала, что краснею. Отказ прозвучал глупо.

Кромвель пожал плечами и отправил кусочек шоколада в рот.

– Тебе стоит попробовать хоть немного пожить, Фаррадей.

Я слабо улыбнулась:

– Я пытаюсь.

Не знаю, что он прочитал на моем лице, мне даже захотелось спросить – пусть скажет, что думает обо мне. Или пусть хотя бы вспомнит субботнюю ночь. Но тут вернулся Истон с шоколадным пирожным на тарелке, и Кромвель встал со словами:

– Я пошел.

Я смотрела, как он идет к двери, а выйдя на улицу, останавливается под окном и вытаскивает сигарету. Все без исключения студентки, входившие в кафетерий, поглядывали на него, да я и сама не могла отвести глаз.

Истон кашлянул, и я, вздрогнув, снова поглядела на него. Брат по-прежнему смотрел на меня как-то странно.

– Есть что-то, чего я не знаю? – поинтересовался он. В его голосе явственно слышалось беспокойство.

– Нет.

Очевидно, он мне не поверил.

– Кромвель переспал с десятком девчонок с тех пор, как приехал сюда, Бонни.

В груди болезненно кольнуло.

– И что?

Истон пожал плечами:

– Просто подумал, что тебе следует знать. Кромвель относится к тем парням, которые, поматросив, тут же бросают своих подружек.

Я перекинула косу за спину.

– Он мне совершенно безразличен, Истон. – Брат невозмутимо принялся за пирожное. – Мне казалось, Кромвель тебе нравится?

– Так и есть, – пробубнил он с набитым ртом, проглотил кусок пирожного и посмотрел мне в глаза. – Просто не хочется, чтобы он крутился возле тебя. – Истон накрыл мою руку ладонью и понизил голос: – Ты и так через многое прошла, Бонни. Парень вроде него прожует тебя и выплюнет. А после всего, что выпало на твою долю… – Он покачал головой. – Ты заслуживаешь большего.

Я едва не заплакала, в глазах защипало из-за этих слов. Брат искренне обо мне заботился, но не потому, что знал правду… Знай он, как на самом деле обстоят дела и что со мной происходит…

– Ты мой лучший друг, Бонни. Не знаю, что бы я без тебя делал. – Улыбка Истона померкла. – Только ты всегда меня понимала. – Он тяжело вздохнул. – Ты единственная принимаешь меня таким, какой я есть.

Я пожала его руку. Вот бы никогда ее не отпускать. Горе и паника не давали мне нормально дышать.

– Я люблю тебя, Истон, – прошептала я.

Брат улыбнулся:

– А я тебя, Бонни.

Мне захотелось рассказать ему обо всем, признание вертелось на языке, но посмотрев в его голубые глаза, я увидела притаившуюся там боль и не посмела произнести ни слова. Истон выпустил мою руку и снова нацепил свою обычную улыбку.

– Мне пора на занятия.

Он встал, к нему тут же подошли приятели, и он принялся шутить и смеяться как ни в чем не бывало.

Никогда в жизни я ни о ком так не волновалась, как о брате, даже о самой себе.

Я подхватила поднос и в последний раз посмотрела в окно. Кромвель исчез, так что я отправилась на занятия, гадая, почему все вдруг так запуталось и усложнилось.

«…и пусть отступит тьма».

Я закончила песню, над которой работала последние несколько дней, отложила гитару и стала записывать новый текст и аккорды. Закрыв глаза, я мысленно проиграла песню еще раз, дабы убедиться, что все получилось идеально, как вдруг раздался стук в дверь. Часы показывали девять вечера.

Я оглядела себя, оценивая наряд: черные джинсы, черный топ и белый кардиган. Волосы были стянуты в растрепанный пучок на затылке. Строго говоря, я не ждала гостей в этот поздний пятничный вечер.