– У ребенка? – воскликнула тетя, вскакивая и притворно ахая.

Леночке стало обидно, колко, неприятно. Синий чулок, заноза видит, как Леночка расцветает, и пылко завидует. Тетя спросила ее, когда шли в дачный сельмаг за продуктами:

– Зачем каблуки напялила, Лена? Мы же в деревне, а не на приеме. Где твое чувство вкуса?

– Хотела и надела, – жалко промямлила Леночка.

– Или надеешься, что твой репетитор увидит? Он странный, ненадежный человек. Давать уроки истории в его возрасте! Перебиваться на школьную зарплату… И мог бы давно убрать этот торчащий волос на переносице, меня этот волос ужасно раздражает. Из-за этого я даже не могу смотреть ему в глаза.

Как-то раз к Леночке приезжали подруги, и они вместе ходили на озеро. Дожди прошли, вернулось жаркое, несдающееся солнце, и снова казалось, что школа еще далеко, что каникулы будут вечно. Девки ныряли с деревянного помоста в холодный омут. И Леночка казалась себе такой женственной в раздельном купальнике, с сережками-пульками, сверкавшими дразнящим фиолетовым цветом. Парни с проплывающих лодок махали им, и подруги хохотали как ненормальные.

Когда Леночка провожала их до автостанции, на дачной дорожке столкнулись с Сопахиным. Он почему-то страшно обрадовался и вдруг выдал громким счастливым голосом:

– О, какая вы красивая! Вам очень идет купание, Леночка!

Подскочил к ней, схватил за талию, вознес кверху, опустил, помахал подругам и скрылся. Все это произошло так неожиданно, что сбило Леночкино дыхание. Подруги, разумеется, были впечатлены.

– Да ты что! Твой репетитор? Ни фига себе!

Леночка возвращалась гордая. С предчувствием чего-то важного. В доме как будто догадывались о том, что произошло. Бабушка отвечала невпопад, а тетя за ужином вела себя странно и после уборки на кухне быстро ушла в свою комнату.

На следующий день Сопахин пришел на урок серьезный и даже печальный. Ни следа вчерашнего легкомыслия. Они дошли до блока по русской революции. Посреди занятий он вдруг посмотрел на Леночку внимательно и сказал:

– Вы знаете, ваша тетя считает вас ребенком, но я говорю с вами на равных. Вы меня чувствуете. Такое редко бывает…

Леночка замерла. Сцена получалась театральной. Сердце ее колотилось, но при этом она любовалась собой со стороны.

– Я должен вам сказать, что я влюблен. Думал, что после первого брака я уже ни ногой… Но вот, снова в капкане. И я рад.

Леночка вперилась в Сопахина непонимающими глазами.

– Я хочу жениться, – улыбнулся Сопахин…

Всю ночь Леночка ворочалась, переживала, кусала ногти. Ей было и страшно, и противно, и вместе с тем приятно. Она читала кусочки «Войны и мира», только те кусочки, что касались Наташи Ростовой, и Наташе тоже было пятнадцать лет, когда ей впервые… Она тогда сразу побежала к матери и закричала: «Мама, мама, мне сделали предложение!» Леночке было ужасно неловко читать эту сцену. И вот она на Наташином месте. Взрослый мужчина, с браком за плечами, и влюбился в нее, в школьницу! Это было и мерзко, и сладко. А если бы она согласилась? Пришлось бы ждать до шестнадцати. Возраст согласия. Но сама мысль об этом вызывала у нее помутнение.

Наутро, тяжелая и уставшая, Леночка вышла готовить завтрак. На кухне были тетя и бабушка. Бабушка взглянула растерянно, живо и радостно. Тетя, мывшая яйца над раковиной, обернулась к Леночке и сказала:

– Дорогая, я выхожу замуж. Вчера Сопахин сделал мне предложение.

Леночка долго еще оправлялась после удара. Как? Значит, все показалось? Значит, предмет любви – не она, не юная девочка, а старая мымра! Тетя и вправду вышла за Сопахина и даже кого-то ему родила. То-то она сейчас кусает локти! Муж-фальсификатор, муж-преступник, муж-кощунник, муж-десакрализатор, муж-родинопродавец, муж-арестант.

Леночке никогда не везло в любви. Даже в самой первой. В книжках для внеклассного чтения первая любовь была другой. Влюбленные и благородные мальчики. Девочки с нежными пальцами, тонкими лицами и героическими порывами. Легкое дыхание, трели соловья. Весенние перевертыши и дикая собака динго.

В жизни выходило иначе. Ржавая ванна с капающими кранами. Хронический беспорядок темной комнатки, уродливые серванты. Старая хрустальная посуда и вездесущие огрызки мелкого хлама – гнутые шпильки, затрепанные беруши, детальки сломанной мебели, севшие батарейки. Мать, еще до мимолетного романа с зажиточным живчиком – в вечно плохом настроении, измотанная, придирчивая после дежурств в детском саду, шуршащая таблетками и целлофанами.

Это было за пару лет до Сопахина. Леночка была еще неуклюжа, пухла, одета в нелепые, купленные на оптовом рынке дешевые кофточки. Серая кожа ее медоносила прыщами. Потекший ее зрачок учительница биологии обозвала как-то мутацией. Дети переняли дразнилку и теперь вопили при виде Леночки:

– Мутация! Мутация! Радиация!

Недозревшую, прыщавую, нескладную Леночку угораздило влюбиться в Сигу, которого все обожали. В высокого верзилу с длинными болтающимися руками. Неуемного заводилу с живым умом. «Обаятельный разгильдяй» – так его называла классная.

Леночке казалось, что и классная души в Сиге не чает. И все остальные девочки. С одной дурой он даже встречался, и Леночка мучительно, до самоистязания представляла себе их романтические прогулки. Сладкая парочка.

Но нет, Леночка совсем не хотела значиться Сигиной подружкой. Ей было достаточно чего-то мимолетного, тайного. Но настоящего. Часто мечтала она, как, идя со школы вдвоем, они заболтаются и простоят очень долго на перекрестке. На Леночке будет красивая куртка из модного журнала. Накрашенные ресницы. Чистая кожа. И Сига дотронется ей до плеча и скажет: «Ах, Лена, ты такая…» И все, и уйдет.

Как будто не смог договорить от избытка эмоций. Представляя все это ночами, Леночка плакала и молилась, сама не понимая, о чем и кому. А потом тихонько доставала китайские монетки, шептала и подкидывала их, гадая по гексаграммам. «Книга Перемен» – древнее завещание черепахи. Мать чутко ворочалась и бурчала ругательства:

– Гадина! Марш в постель! Не выспимся!

Леночка точно знала, где жил Сига. В каком доме, в каком подъезде и на каком этаже. Всего в двух кварталах от школы. Вечерами она пробиралась туда и долго стояла под окнами, пытаясь угадать, где нужная квартира, где комната Сиги. Кажется, он заметил слежку. Несколько раз они сталкивались у него во дворе.

– Мутация-радиация! – кричал он. – Ты чё тут потеряла?

Шок, счастье, горечь и боль – все перемешивалось в Леночке, наполняло ее до краев, и она брехала что-то про магазин или живущую в том же доме подругу, но Сига не слушал и сразу уматывал.

В его присутствии у Леночки повышалась температура. Так ей казалось. В ушах звенело, руки мелко дрожали. Девочка, сидевшая с ней за партой, как-то съязвила: «Ты какая-то сиганутая». Они все ее, конечно, обсуждали. На физкультуре, в раздевалке хихикали, когда Леночка отходила в сторону. Однажды в субботу, когда Леночка сидела дома над нерешенной задачей, ей позвонил незнакомец и представился другом Сиги: