Чтобы не оказаться высмеянной в очередной раз, она решила промолчать.

Щеки у Веры пылали. Нет, не так она представляла себе этот разговор! Она была уверена, что высота ее положения сразу же расставит все по своим местам. Ведь это ее выбрал Андрей, это она была его невестой, и это она каждую ночь ложилась с ним в постель. Это она должна была оказаться на верхней ступеньке их разговора с Соней и не просить, а требовать, чтобы Соня оставила их в покое. На деле же все выходило наоборот. Соня смеялась ей в лицо, перевернув вверх тормашками истинный смысл происходящего. И в одном она была права: ведь это Вера пришла к ней просить (потребовать у нее так и не получилось, тон она взяла не тот) отстать от них, а не Соня — умолять, чтобы Андрей к ней вернулся.

Вере стало так стыдно и больно, что она встала и бросилась к дверям.

— Постой, а как же кофе? — захохотала ей вслед Соня, и этот хохот еще долго стоял в ушах Веры…

— Знаешь, мне кажется, я видела ее сегодня в городе, — сказала Глаша, вертясь перед зеркалом в новой юбке и демонстрируя пребывавшему в блаженном оцепенении, накормленному до отвала Адаму, устроившемуся на диване, свою новую фигуру.

— Кого? — Адам боролся с дремотой. — И кого же это ты видела?

— Не скажу! — она игриво отмахнулась от него. — Потому что, если я скажу, ты сразу посадишь ее.

— Глаша, хватит крутиться перед зеркалом. Ты так хороша, что теперь тебе и зеркало-то не понадобится — ты всегда будешь выглядеть потрясающе. И главное — что ты дома!

— Ты засыпаешь, как я вижу? Понимаю, ты устал — клиенты одолели, ноги болят… О, Адамчик, дорогой, я же должна тебе рассказать, где мы сегодня с Лизой были, что узнали интересного, новенького…

— Рассказывай, — Адам наконец закрыл глаза и тихонько захрапел.

— Ты храпишь! — Глафира подошла к мужу, присела на краешек дивана и погладила его по щеке. — Адам, это нечестно! Я тоже устала, но не сплю же! Адам…

Она принялась его тормошить.

— Глашенька, любовь моя… Ложись рядом, — он обхватил ее и повалил на диван, уложил рядом с собой. — Господи, знаешь, мне больше ничего и не надо, только бы ты была рядом.

— У нас же убийство! Отравление. Я хотела тебе рассказать, где мы сегодня были.

— В Масловке, ты же говорила, — встрепенулся, вынырнув из дремоты, Адам. — Там еще грибы… маслята…

— Сначала мы были в Масловке, а потом поехали к Андрею Быстрову, бывшему возлюбленному Сони. Знаешь, может, и не очень-то хорошо так говорить, но я ее понимаю… В смысле, Соню. Он на самом деле очень приятный молодой человек. Причем у него такая внешность, что он будет выглядеть моложавым до самой старости. Знаешь, такое впечатление, словно он каждый день мажет лицо детским кремом и протирает на ночь щеки свежим огурцом. Конечно, видно, что эгоист он страшный, но он влюблен. Это видно невооруженным глазом. Обожает свою невесту, страшно переживает за нее… Ты не представляешь себе, что произошло! Ее вчера допрашивал следователь, ведущий официальное расследование смерти Сони. И Вера, по его словам, была сильно напугана. Причем он же говорил с ней поначалу как со свидетельницей, а не как с подозреваемой. Просто, как он говорил нам с Лизой, он хотел узнать, когда она в последний раз видела Соню, разговаривали ли они и какие отношения существовали между ними, соперницами. И, представляешь себе, эта девица, Вера, вдруг потеряла сознание… так сильно переволновалась. Адам… Ну, поднимайся, ты же хотел еще мне массаж сделать… Адам, ты слышишь меня?! Ладно, глаза можешь не открывать. Так вот. Слушай дальше. Следователь вызвал «Скорую помощь». Подумал — мало ли, вдруг дамочка, как он выразился, беременная… И вот, пока ехала «Скорая», он осмотрел квартиру. Очень аккуратно и внимательно. И знаешь, что он нашел? Адам, тебе совсем неинтересно, что он нашел? А он мастер искать разное такое… Я тоже знаю, где люди могут что-то такое спрятать, особенно женщины. Так вот, в ящике для белья он нашел пакет с пистолетом, а на другой полке, в упаковке новых колготок — бутылку с сулемой!!! Он сразу же отправил бригаду по адресу Сони Козельской, и после внимательного осмотра там удалось обнаружить отпечатки пальцев Веры Клец!

— Постой… — Адам вдруг открыл глаза. — А разве еще раньше, когда обнаружили труп, посторонних отпечатков в квартире Сони не нашли?

— Нашли, конечно. Другое дело, что их никак не удавалось идентифицировать. Но зато потом, когда в квартире Веры обнаружили яд и сняли отпечатки с ее пальчиков, словом, все сопоставили, получилось, что она была в Сониной квартире и, скорее всего, именно она и отравила и Соню, и Валентину. Конечно, допросили Валентину, и она призналась, что сначала не хотела об этом говорить, чтобы не портить жизнь, как она выразилась, девчонке, но когда у Веры нашли яд… Словом, Валя рассказала, что незадолго до смерти Сони у них побывала Вера. И этот визит показался Валентине жестом отчаяния с ее стороны.

— Ну, пришла она к Соне, и что дальше? — Адам так и не открыл глаза, хотя на удивление связно поддерживал разговор.

— Да в том-то и дело, что Вера в принципе не должна была появляться в квартире Сони, понимаешь? Ведь у нее-то в жизни все было в порядке! И это скорее Соня должна была прийти к ней и попросить отдать ей обратно Андрея. Нет, я понимаю, конечно, все это из области бреда. Но Соня действительно любила Быстрова и очень страдала… Так вот. Валентина подслушала их разговор. Вера приходила к Соне, чтобы попросить ее больше не преследовать их. Сначала она попыталась разговаривать культурно, вежливо. А потом с ней случилось что-то вроде истерики, она кричала, угрожала Соне… Но потом вроде бы успокоилась. Адам, почему ты не спрашиваешь, что особенного в том, что Соню навестила Вера?

— Спрашиваю, — промычал он.

— Объясняю. Вполне вероятно, что, когда Вера была у Сони, тогда-то она и подсунула ей эту отравленную бутылку. Предположим, попросила у Сони чашку чаю или кофе, а сама незаметно поставила бутылку куда-нибудь — на буфет или в другое место, а может, и в бар… Хотя отпечатков пальцев Веры на бутылке не обнаружили. Но и это можно объяснить. Она же не дура, чтобы оставлять свидетельства своей вины! Вероятно, она надевала перчатки… Или действовала с помощью носового платка. Ничем не хуже. Так?

— Так.

— Адам, а теперь скажи мне: не слишком ли гладко все складывается?

— Складывается, — Адам перевернулся на бок и обнял Глафиру.

— Вот скажи мне, дорогой, если бы ты решил отравить меня, неужели ты оставил бы такую тяжелейшую улику против себя — бутылку с сулемой — в своем шкафу?

— Никогда.

— Что «никогда»?

— Не отравил бы тебя, — он вздохнул и еще крепче прижал ее к себе. — И уж точно не оставил бы яд у себя дома.

— А что бы ты сделал?

— Вывез бы ее за город и закопал где-нибудь в лесу. А если бы я был убийцей, то и трупы всегда закапывал бы в лесу. Там им самое место.