– Спасибо! А… Я могу пройти к полковнику?

– Разумеется, мадемуазель! Отчего же не пройти? Господин полковник никаких распоряжений по этому поводу не оставил.

– Тогда, я зайду? – она вдруг почувствовала неуверенность.

– Все, что будет угодно, мадемуазель!

«Ну, и черт с ним!» – она подошла к двери в кабинет и, помедлив самую малость, взялась за бронзовую ручку.

– Доброе утро! – сказала она, входя.

– Полагаешь, доброе? – Генрих сидел за письменным столом и читал какие-то бумаги, подозрительно напоминающие страницы уголовного дела. Слева и справа от него располагались на столе стопки старых картонных папок, на полу около стола стояли открытые картонные коробки с архивными знаками и надписями на стенках.

– Впрочем, извини! – повернулся он к ней. – Доброе утро! Выспалась? Позавтракала?

– Что это? – кивнула она на коробки и папки.

– Куча дерьма, – самым серьезным тоном ответил Генрих. – Читаю, и скулы сводит от омерзения, и все время хочется вымыть руки.

– А если не читать?

– Нельзя! – покачал он головой. – Должен прочесть. Обязан знать. Особенно теперь, в нынешних наших обстоятельствах.

– Наших?

– Все еще собираешься удрать?

– Не знаю…

– Значит, все-таки «наших».

– Возможно… Это твое дело?

– Мое, – достал папиросу, закурил. – Ты не представляешь, Тата, сколько лет я хотел его увидеть! Перелистать эти страницы, прочесть то, что там написано! И вот, представь, получаю в подарок. Жест доброй воли, так сказать, или рука, протянутая навстречу. Как думаешь, пожать мне ее или пусть к дьяволу проваливает?

– Ты принял подарок.

– Да, пожалуй, – кивнул он, выпуская дым. – Погорячился. Это со мной случается иногда, но не есть гуд. Ладно, давай так. Что и как теперь произойдет, я не знаю. По моим предположениям, ничего плохого случиться не должно. Однако, возможно, придется снова сниматься с места. Так что, ты иди, отдыхай пока, а я должен все это дерьмо разгрести… Лады?

– Лады! – почти с облегчением ответила Натали и пошла завтракать. На самом деле, день начинался совсем неплохо. Возможно, даже хорошо.

* * *

«Да, не стоило мне, наверное, это читать», – Генрих устал, ломило виски, и в глаза словно песка насыпали. Сидел за столом уже восьмой час кряду, листал пожелтевшие от времени страницы, читал выцветшие строки. Машинопись под третью копирку, записи карандашом и чернилами. Кое-кто писал разборчиво, даже каллиграфически. Другие – отвратительно. Глаза сломаешь разбирать эти каракули. Но взялся за гуж…

«Стоило, не стоило! Какая теперь разница! Прочел уже!»

Он встал из-за стола, потянулся, пошевелил затекшими плечами.

«Но каковы мерзавцы?! Господи, прости, и эти люди…»

Взглянул на стакан, перевел взгляд на бутылку.

«Пол-литра, и ни в одном глазу!»

Но тут как раз все просто. Гнев и ненависть пережигают алкоголь со страшной силой. Чтобы напиться в таком состоянии, надо выпить куда больше, чем пол-литра коньяка. А он ведь худо-бедно перекусывал в течение дня, пил сколько-то раз кофе, и чай, кажется, пил тоже. Всех этих подробностей он не помнил, но кроме кофейных чашек на столе скопилось и несколько пустых стаканов в подстаканниках.

«И что теперь со всем этим делать?»

Ответов оказалось больше двух, а значит, вопрос не имел ответа. В жизни ведь всяко бывает. Бывает и так.

«Ладно, ладно… Делай, что должно… И все прочее в том же духе!» – Генрих прошел к окну, взял с подоконника портфель черной кожи и перенес его на стол. Портфель был тяжелый и не мудрено – под матовой потертой кожей скрывалась сталь переносного сейфа. Цифровой замок, несгораемый продолговатый ящик, чем-то похожий на банковскую ячейку. Генрих, не торопясь, переложил в портфель те документы, которые полагал необходимым сохранить, – офицерские патенты, диплом Академии, наградные листы, несколько писем личного характера, – добавил ордена, погоны и нагрудные знаки и закрыл крышку. Щелкнул замок.

«Ну, вот, собственно, и все!» – оставив портфель на столе, он взял первую стопку папок и отнес к разожженному камину.

– Как не было!

Бумаги полетели в огонь, а он пошел обратно, за второй партией.

* * *

Генрих вышел из кабинета ближе к вечеру. Посмотрел хмуро на включенный телевизор, вздохнул, словно бы в ответ на какую-то не высказанную вслух мысль.

– Что говорят?

– Говорят, князь Збаражский один раз уже пробовал захватить власть.

– Серьезно? – поднял бровь Генрих, но даже не попытался сделать так, чтобы «удивление» это выглядело искренним. – Кто говорит?

– Секретарь премьер-министра Никифоров.

– Да? – Генрих повернулся к Натали. – Что же он говорит?

Натали встала из кресла, она сидела там уже часа полтора или два, чувствуя, как исчезает в никуда ее прошлое, но не зная, что готовит переменчивое будущее. Качнулась на каблуках, как если бы не была уверена в том, что делает, однако, на самом деле, все уже решилось и колебаться было поздно, да и не к чему. Подошла к Генриху вплотную, мимолетно пожалев, что вымахала такой дылдой. Так хотелось прижаться к его груди, но не судьба.

– Он сказал, это случилось в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году.

– Ивану было двадцать девять лет, – тихо сказал Генрих, – и его только что произвели в генералы.

– Генерал-майор в двадцать девять лет… – Натали хотелось, чтобы он поднял взгляд, посмотрел ей в глаза.

– Бой у Джунгарских ворот… Иван повел полк в штыковую атаку. Китайцы дрогнули и побежали.

– А где был ты? – Ей очень хотелось, чтобы он обнял ее, поцеловал, но, похоже, момент для своих желаний она выбрала неподходящий.

– В десяти километрах к югу, у озера Эби-Нур… Иван, собственно, прорывался ко мне и, когда китайцы побежали… В общем, он успел вовремя. Князь ответил на обвинения? Сделал заявление для прессы? Он вообще говорит что-нибудь или на виолончели пиликает? – в голосе звучало раздражение, но не злоба. Возможно, отзвук недавнего гнева, но ненависти Натали в нем не услышала.

– Обещает сделать заявление в одиннадцать часов вечера, – сказала она, пытаясь понять, о чем, собственно, они говорят. – Князь созывает пресс-конференцию в здании Северо-Западного вокзала.

– На вокзале, значит…

И в этот момент в дверь постучали.

Натали взглянула на отошедшего от нее Генриха, но тот только пожал плечами. Был не в настроении, по всей видимости.

– Войдите! – разрешила она.

– Добрый вечер, командир! – Людвиг выглядел так, словно только что из парикмахерской. И заодно из магазина. Одет безукоризненно, бодр и подтянут, чисто выбрит и тщательно причесан. – Добрый вечер, Наталья Викторовна!