— Пелопея ведь наркотики стала употреблять, — заметила Катя.

— Про это я ничего не знаю, — Ежова поджала губы. — Они про это в семье не говорили. Это потом уже, когда авария… там много чего выплыло… Но я про это ничего не знаю.

— А как она с домашними себя вела? С братом, сестрой?

— Грета колючий ребенок. — Ежова вздохнула. — И в кого только такой характер? Но с Ло они мирно жили. Это сейчас она все с мачехой молодой, с Феодорой, скандалит, ни дня без крика, без ссор. А с Ло у них все тихо было. А Гаврюша с Ло дружил всегда, с детства. Он мать с отцом так не слушал, как ее. Даром что они не родные брат с сестрой, а словно родные. Он и Регину — мать приемную — больше отца любит. Мне кажется, это потому, что она красивая очень. Парни порой красоту боготворят. А Ло он всегда в рот смотрел, делал, что скажет. Бывало, еще мальчишкой выпендриваться начнет, шалить, а она только бровью поведет, и он притихнет. Один раз они на моей памяти только поссорились. Это когда родители на него насели — кричали, а Ло их сторону приняла, а не его. Тоже покричала на него.

— А из-за чего был крик? — спросил Клавдий Мамонтов. — Когда? Перед аварией?

— Нет, это задолго до этого было. Ло еще в доме жила, не уехала. Родители Гаврюшу хотели за границу учиться отправить. Платон Петрович вроде как и место оплатил — то ли в Англии, то ли во Франции это, не скажу где, но там, где все детки их знакомых учатся. Ну и Гаврюшу туда же хотели пристроить. Он ведь умный шибко, с математикой дружил, задачки-то как семечки лущил, легко. А он ехать отказался наотрез. Родители шумели на него — заперлись в гостиной и, видно, воспитывали. Ну и Ло тоже их сторону приняла. Обычно-то она за него всегда заступалась, а тут кричала: ты жизнь себе ломаешь, надо ехать, надо о будущем думать. И все такое. Парень-то расстроен был очень, но на своем настоял, не уехал. Я думаю, причину остаться он имел.

— Причину? Какую? — спросила Катя.

— Жениться задумал. А родители возражали, видно, не понравилась им девица-то. В университете мало ли охотниц, Гаврюша из богатой семьи. Какая-то и закрутила его.

— Вы видели его девушку?

— Он в дом ее не возил, потому что родители против были. Но я точно знаю — все дело в женитьбе. Я… я кое-что видела в его комнате, когда убиралась там. Я случайно шкаф открыла… ящик…

Надежда Ежова говорила неправду. Да, в тот день, как раз после семейного скандала, она, как обычно, зашла с пылесосом в комнату Гавриила на втором этаже. Но ящик комода, где лежало белье и носки, она открыла не случайно.

Все время работы в доме Кутайсовых она крала из комода Гавриила новые носки и футболки. У нее имелся племянник — ровесник Гавриила, и, чтобы не тратиться на подарки ему на Новый год и день рождения, Ежова воровала тайком, очень осторожно для него вещи у своих работодателей. Одна пара носков, две, футболка — у парня полный шкаф барахла, а мать Регина все покупала и покупала новое. Если хватятся вещей — Ежова всегда могла отделаться отговоркой, что, мол, в машине стиральной порвалось и я выбросила.

В тот день она включила пылесос в комнате парня и открыла шкаф. Сунула жадные руки в ящик. Вытащила пару носков — шелк с хлопком, пошарила, размышляя, стоит ли брать две пары или только одну.

И тут пальцы ее нащупали бархатную коробочку. Она достала ее, раскрыла. В коробочке красовались два обручальных кольца белого золота. Одно с маленькими бриллиантами, другое гладкое, с надписью по-иностранному внутри.

Ежова положила коробочку на место. С ювелиркой она никогда не связывалась, чтила в этом закон. И взяла из ящика лишь одну пару носков для любимого племянника.

— Ну вот, значит, кольца обручальные. Потом я через несколько дней опять там прибиралась, так пропала та коробочка. Гаврюша ее куда-то переложил. А кольца так ему и не потребовались. Не вышло ничего с женитьбой. Видно, родители уговорили его, да и сам понял — чего жениться ни свет ни заря в двадцать-то два года!

— Виктор Кравцов — тот водитель, что совершил наезд на Пелопею, вы его когда-нибудь видели сами? — нетерпеливо спросил Клавдий Мамонтов.

— Нет. Конечно, все это на слуху, в доме-то они об этом говорят. Но я этого пьянчугу не видела.

— Он не был пьян в момент аварии, — возразила Катя. — А что они в доме говорили обо всем этом?

— Да что… горевали, плакали. Платон Петрович из себя выходил. Гаврюша тоже. Из Ло ведь калеку он, этот тип Кравцов, пожизненную сделал!

— А как она могла в Бронницы попасть, у вас есть какие-то соображения по этому поводу?

— Нет. — Ежова покачала головой. — Я ж говорю — она девчонка самостоятельная была, жила сама по себе, отдельно от родителей. Мало ли. Только странно все это. Очень странно и непонятно до сих пор.

— В доме раньше работала ваша напарница Колбасова, где она сейчас?

— Уволил ее Платон Петрович. Как Регина с Ло в Германию на лечение уехали, так он и рассчитал ее — меня оставил, видно, посчитал, что меня одной теперь достаточно. А ее уволил. Экономию развел. Не знаю, где она и что.

— А парикмахерша Регины Ираида Гарпунова?

— Тоже давно к нам не приезжает. После аварии не до причесок стало, не до маникюра. Так что и тут нечего мне вам сказать. И больше-то я ничего не знаю. — Ежова поджала губы. — Я и так на ваши деньги слишком много уже наговорила. Не пора ли вам со мной расплатиться?

Катя достала из сумочки деньги. Ежова зажала их в кулаке и выскользнула из машины. Не поблагодарила, не попрощалась.

У Кати появилось чувство, что они продешевили ушлой старухе. Что она обвела их вокруг пальца — деньги слупила, а не сказала особо ничего важного.

С «Тушинской» поехали обратно в центр города. Клавдий Мамонтов сказал, что опять позвонит, чуть позже, бывшей консьержке Светлане Лихотиной и уговорит ее, «склонит к сотрудничеству с прессой».

Ехали медленно, стояли в пробках. Катя созерцала за окном серый, безрадостный городской пейзаж. Клавдий снова поймал ее взгляд в зеркале.

— Вы сами из Бронниц? — решила завязать разговор Катя.

— Нет, я московский. Кстати, прошу запоздало извинить мой фамильярный тон. Старушку надо было расслабить, а то она в машину садиться боялась. А так расслабилась, да и денежкой поманили.

— Мало что узнали. Единственное новое имя — этот Левушка, сын знаменитого дирижера, бывший бойфренд Пелопеи. Надо Гущину сказать, чтобы поручил установить, где он сейчас. Между прочим, ни родители, ни Гаврила с Гретой про этого парня ничего нам не сказали. О самой Пелопее я уж и не говорю. А раз вы московский, что вас в Бронницы работать в такую даль занесло?

— У родителей там дачка, — ответил Клавдий. — Я там сейчас и живу. Камин топлю, печку. Родители здесь, в Москве. Как-то неловко в моем возрасте жить с папой-мамой. Я когда при работодателе своем был, квартиру снимал. Хотел купить себе, да все как-то откладывал на потом. Некогда, я же круглые сутки при боссе был — охрана. На съемную квартиру порой по три дня не являлся. А сейчас вот на даче живу на папиной.