с пятном на лице, который из искоренителей? Так вот, у нас двое контрактных начали помирать в одно время – случилось же такое! Так этот люмерчик все метался от одного к другому, соображал, с какого начать, вы бы видели его рожу – вот была умора! Я уж думал, он надвое порвется… И все, главное, зазря: демоны-то так и не явились за душами, видать, правду болтают, что они больше не кажут носа в наш мир…

– Эй, это похороны или цирковые гастроли? – одернул кто-то. – Проявите почтение!

Слово в отместку несколько человек впереди затянули тоскливую песню, звонко разлетевшуюся по открытой равнине. Девушка-волчица поднесла к губам гармошку и нескладно заиграла, пытаясь вторить мотиву. Позади забормотали осуждающие голоса:

– Не армия, а сборище скоморохов…

На вершине холма виднелся внушительный темный камень. Разговоры, перебранки, пение – все стихло, когда процессия взобралась по покрытому синеватой травой косогору и распределилась вокруг широкой ямы. В ее центре высился монолит, испещренный высеченными на глянцевой черной поверхности строками. Слоны подвозили телеги к краю, разворачивали одеяла и хоботами осторожно опускали тела вниз, в темные недра. Вокруг ямы пылали разноцветными огнями свечи, лежали пучки трав и цветы, уже слегка увядшие, кусочки хлеба и сладости, горстки ягод, камушки, монеты и украшения. Многие пришедшие подходили ближе, чтобы пополнить эти богатства разными мелкими предметами. Девушка-фэнри на прощание прижала губную гармошку к груди и тоже оставила среди них.

По другую сторону пронзенной монолитом ямы стоял седовласый шаот в одеянии, фасоном напоминавшем местные доспехи, но изысканней и сложнее, как если бы он занимал более высокий чин. Спустя некоторое время, когда собравшиеся воздали последние почести, а слоны выстроились за их спинами, он вскинул руки, и в яме тут же взвился высокий огонь. Погонщики глухо застучали посохами по мерзлой земле, отбивая ритм. Слоны подняли хоботы и дружно протрубили. Почти одновременно все собравшиеся сделали один и тот же жест: согнув большой и указательный палец, обеими руками приложили три пальца ко лбу, к груди, а затем развели в стороны. Никто не плакал, но на лицах была написана смиренная скорбь. Некоторые тихо переговаривались; девчонка услышала, как Оттис со вздохом сказал:

– По крайней мере, он оставался в здравом уме до последнего. Большая редкость.

– Сложно сойти с ума, когда его нет, – сострила муранка, хотя голос у нее дрогнул.

Старый шаот опустил руки и начал прощальную речь, но она была различима плохо из-за рева пламени, равнодушные языки которого плясали над ямой. Если бы Лу спросили сейчас, испытывает ли она грусть, она бы затруднилась с ответом. Скорее тем, что обуяло ее, была глубокая оторопь. Девчонка стояла в толпе странных существ, часть из которых побоялась бы назвать людьми, среди невиданных пейзажей, которые не приснились бы ей в самых невероятных снах; но в какой-то момент она отчетливо осознала одно поразительное сходство, объединяющее этот чужой, пугающий мир с ее родным миром.

Этим сходством была смерть. «Смерть, младшая сестрица, всегда одинаковая», – наверняка сказал бы Матиас.

– Он был прав, зря ты сюда пришла, – повернулась к ней Диаль, печально улыбаясь. – Эта лодка идет ко дну.

8 Воссоединение

Она не успела ни ответить, ни попрощаться – ее схватили за руку и стремительно поволокли прочь от ямы и монолита. По лоснящимся прядям, стянутым в тугой хвост, и стелющемуся по земле подолу багровой накидки она узнала алхимика, а потому не стала сопротивляться и покорно потащилась следом, продираясь сквозь толпу и едва успевая переставлять закоченевшие от холода ноги. Под одной ступней зачавкало что-то влажное; по следу того же цвета, что и одежда Кэлиса, Лу запоздало поняла, что обо что-то поранила босую ступню. Теперь с каждым шагом боль усиливалась – должно быть, выпитое ею зелье постепенно переставало работать. Змеюк, которых она ожидала увидеть поблизости, нигде не наблюдалось, зато откуда ни возьмись к ним подскочила гибкая черная пантера с седлом на спине. Алхимик проворно залез на нее, потянув девчонку за собой, и в ту же секунду пантера снялась с места и крупными прыжками понесла их обратно к лагерю.

Все замелькало вокруг – безумные пейзажи вокруг дороги, которой пришла процессия, потом – купол и снова шатры. Лу намертво вцепилась в сидевшего спереди всадника – тогда как алхимик крепко держался в седле, девчонка отчаянно балансировала на голой спине пантеры, покрытой гладкой короткой шерстью. Люди, попадавшиеся им на пути, провожали их взглядами; в спину доносились свист и одобрительные возгласы.

– Элект Кэлис! Ну и устроили вы там… эксплозию! – крикнул кто-то.

– Ишь, словечки выучили… – Не замедляя бег своего скакуна, Кэлис обернулся, хлестнув Лу по лицу длинным хвостом, и кокетливо крикнул в ответ: – За автографами заходите позже!

Ехали долго, и постепенно Лу осознала, что в той части лагеря, где находились лазареты, было относительно спокойно. Сейчас, чем дальше они продвигались, тем больше окружающее становилось похоже на ежегодную ярмарку в Кауре, но в куда более абсурдной вариации. Разношерстная публика возле палаток, напоминавших цирковые балаганы, взрывы смеха и брань, музыка и нестройное пение, запахи еды и спиртного, диковинные существа – например, крупные взъерошенные львы с кожистыми крыльями, временами оглашавшие округу мощным рыком и щелкая совсем не львиными шипастыми хвостами с острым жалом на конце…

– Как тебе у нас нравится? – хохотнул алхимик, дернув острыми плечами.

Когда обитатели лагеря занимались досужими вещами – например, пили, ели или вели беседы, сидя на деревянных бочках или на голой земле – они делали это так же, как делали бы в родном мире Лу. Но когда они выполняли какие-либо работы, все происходило быстро, дико и не поддавалось никакому объяснению. Девчонка видела, как перестраиваются шатры и дорожки, как готовятся еда и напитки, как латаются доспехи и оружие – все это происходило за считанные мгновения по велению незримой силы. Она видела тренировочные площадки, где метались с бешеной скоростью фигуры с парящими вокруг лезвиями и дисками, или выпущенные из луков и арбалетов стрелы, порождавшие такой импульс, который не произвело бы ни одно оружие в ее мире…

Тревожное любопытство, с которым она озиралась по сторонам, довольно быстро иссякло, сменившись упадком сил. Ее замутило. Невиданные существа и наряды, удивительные предметы и чудеса разом превратились в иллюстрации в книжке, к которой она потеряла всякий интерес. Вскоре она совсем перестала разбирать, что творится вокруг – все превратилось в сплошное смазанное пятно. Когда она уже готова была разжать руки и свалиться с пантеры, лишь бы остановить этот надоевший аттракцион,