Впервые я, находясь на взводе, логинюсь в свой старый мир. В нем не так уж много того, что меня бы интересовало, что я еще в точности не продублировал бы в новом месте обитания. Кроме Яна и Ким. Ищу Яна в Интернете. Он старательно заархивировал самого себя в виде сотен фото: Ян с мешком хлопка в руках, Ян с бутылкой пива «Фостерс» в руке, Ян, обнимающий курчавую девушку с кольцом в носу и татуировкой в виде цветка на шее. Ян играет на диджериду. Ян на фоне красноватой горки. Ян, улыбающийся во все тридцать два зуба. Ян делает сальто назад. Ян без Ким. Ян с высокой, плечистой девушкой на заброшенной остановке. Ян отпускает волосы. Ян с фонариком в пещере со сталактитами. Ян на фоне самолета авиакомпании «Будда Эйр». Сильнее всего я хотел бы донести до него, что все это у него могло бы быть и здесь, в Мире ◯, и даже много больше, много разнообразнее и насыщеннее – не нужно было бы ни ждать, ни напрягаться, ни тратить деньги.

Но нет, друг шлет мне видео, на котором он стоит у подножия горы и машет руками, указывая на вершину. Рюкзак на его спине подозрительно шатается, если он и дальше будет так дергаться, того и гляди оторвется.

– Вон там подъем, – говорит он. Я уже сто лет не слышал его голоса, и у меня по спине бегут мурашки. Камера – интересно, кто снимает? – наезжает на иссеченную ущельями скалу; пик скрывает плотная завеса облаков.

– А вон там – монастырь Чонг-Гу, – продолжает он. Не вижу вообще ничего, кроме какого-то пикселизованного коричневого пятна на фоне покатого склона, и думаю, что наверняка не монастырь его привлек, а возможность заняться альпинизмом. – Там у нас комната, прямо в самом сердце. Мы и за тебя вложились. Можешь к нам присоединиться, – друг ухмыляется. – У подножия Сянь Найжи и для тебя найдется местечко! Через полосу экзаменов тебя все равно удалось протащить, так что теперь у тебя времени полно, не так ли?

Поскольку курить я бросил, я вместо этого нарезаю круги по периметру своего дома на дереве. Представляю монастырскую келью у подножия священной горы и ее скромное убранство. Представляю людей, туристов, представляю Яна, сидящего на незамысловатом деревянном стуле и глядящего в монастырский сад, на уходящий за ним крутой подъем. Перед ним раскрытая книга. Возможно, на время выходных он даже дал обет молчания. Никакого вай-фая, никакого запоздалого письма о зачислении, никакой рождественской суеты. Нет и уверений в том, как хорошо все бросить и отправиться на край света, взглянуть на мир со стороны. Ян смотрит на дверь. Семьдесят два часа полнейшей изоляции и поисков себя за триста пятьдесят долларов. Подъем, разумеется – рай для скалолазов. Как бы он хотел на нее взобраться, там, у подножия священной горы, где кончается асфальт четырехполосного шоссе, которое с недавних пор можно обнаружить по навигатору.

Видео тем временем продолжается.

– Пока еще все не началось, – прошу прощения, что не началось? – Ты совершенно свободен! – Только у Яна может быть такая широченная улыбка. – Давай, выползай, – говорит, – тебе понадобится только рюкзак, – говорит, – и хороший путеводитель.

При слове «путеводитель» мне вспоминается игра «Горячо или холодно».

– Ким тебя простила, – говорит. – Когда ты придешь, она будет ждать тебя у подножия Сянь Найжи, – говорит. – Мы трое, – говорит.

Мне больше и думать не надо: этого попросту не может быть. Ким никогда не отправилась бы «искать себя» за столько километров. Ей в тысячу раз милее был бы Мир ◯.

И вместо того, чтобы заботиться о своем мире, вместо того, чтобы искать способ усовершенствовать его так, чтобы он стал для Ким единственно возможной реальностью, я вынужден тратить последние силы на поиски пропитания, поскольку поставки еды и питья прекратились. Мать больше не считает необходимым поддерживать собственного сына. Никакого тебе здорового распорядка на неделю, никаких лакомств для питомца, никаких целебных настоев, отцовских пастилок, к которым я уже так привык. Несмотря на то что спасение зверя было делом рук отца, он тоже за это время успел отвернуться от нас, успел нас предать: ни таблеток, ни космического пайка, ни фирменных мазей Тегетмейера, и даже капельниц уже давным-давно не было. Видимо, он во мне глубоко разочарован. С тех пор как папа исключил животное из своей программы по оживлению и восстановлению, оно все хиреет и хиреет, и когда оно ползает по комнате, вокруг матраса, по часовой, за ним, словно за улиткой, тянется склизкий зеленый след анальных выделений. Вокруг матраса – это семьдесят шесть семенящих шажочков. И так круг за кругом.

И вот внезапно все исчезло. Когда что-то подходит к концу, я становлюсь сентиментальным. Я написал море посланий, в которых просил мать дать мне продержаться еще хоть немного. Никакой реакции – кроме разве что того, что она сминала записки еще у порога, демонстративно швыряла на пол и шлепала дальше. Это было вовсе не обязательно. Но повторялось раз за разом. «Они вновь хотят испытать меня, – подумал я, – или же они утратили веру в свой проект». Я решил удвоить прилагаемые усилия. В конце концов, игуана хотела пить.

Но мы и к этому приспособились. Через новое интернет-соединение я, не выходя из дома на дереве, заказал микроволновку, несколько ящиков с консервами и сухими обедами. Полагаю, это отец любезно принял посылки и сложил их у моей двери. Во время ночной вылазки я прихватил еще и чайник с кухни. Вот и здесь весь мир держится на электричестве. Теперь одна стена у меня сверху донизу заставлена провиантом. По моим расчетам, я смогу продержаться год. А вот с налаживанием поставок воды все куда сложнее. Хлебным ножом я сделал в стенке своего кокона разрез, чтобы добраться до окна. Стояла глубокая ночь. В окнах домов напротив кое-где сверкали новогодние гирлянды в форме елочек и звезд, и даже одинокий Санта несся сквозь тьму на запряженных оленями санях. И только в окнах Карла беспокойно мерцал голубой свет. По всей видимости, во всем доме не спал только он один.

Я долго изучал фасад соседнего здания, прежде чем перевести взгляд на усыпанный звездами небосвод. Давненько передо мной не открывалось таких просторов. Существование реального пространства, не ограниченного стеной, кажется мне практически нереальным. Ночное небо показалось мне очень похожим на то, что я видел в Мире ◯. Было приятно не натыкаться взглядом на какой-либо предел, на дверь, на монитор. Я чувствовал, как уходит напряжение из глаз, понял, что все это время они, вероятно, зудели, потому что вдруг мне расхотелось их постоянно тереть. Небо лишь слегка подсвечивалось огнями ушедшего в спящий режим города. На нем не было ни облачка. Звезды мерцали, будто кто-то то и дело жал на кнопку выключателя, словно терпящие крушение корабли, чьи маяки посылают сигнал SOS. Меня позабавила мысль о том, что я тоже мог бы подавать сигналы, быть маяком, на который могли бы ориентироваться издалека. Я опустил взгляд на мостовую. На одиноко разбросанные камни, освобожденные от снега и льда. Горожане спали, никто не удосужился даже разок взглянуть на эти прекрасные звезды, до их сигналов никому не было дела. Вот в чем основная проблема, подумал я, и возможно, как раз мне суждено что-то изменить.

Я почти забыл, зачем подошел к окну: за водой. Вдоль эркера пролегал водосток. Я взял отвертку и проткнул в листе металла дырку того же диаметра, что и шланг, который заказал по Интернету. Дыра вышла слишком большой, шланг вываливался, и мне пришлось обмотать все упаковочным скотчем, после чего я вновь закрылся в коконе, оставив только щель для шланга. Если пойдет дождь или на крыше начнет таять снег, часть воды будет отводиться ко мне в комнату и наполнять корыто. Вот так.