в городах развития. Всем им очень хотелось ощутить тот дух, благодаря которому евреям удалось справиться со своими врагами, превосходящими их в численном отношении, и который сделал возможным поимку Эйхмана. По иронии судьбы процесс Эйхмана способствовал росту взаимопонимания и улучшению взаимоотношений между немцами и израильтянами.

Что же касается процесса сближения между правительствами двух стран, то он начался, разумеется, намного раньше, с подписанием соглашения о репарациях (Шилумим). По настоянию Бен-Гуриона были приняты соответствующие меры для того, чтобы поднять это чисто финансовое соглашение до уровня дипломатических отношений. И хотя “Доктрина Хальштейна” (Гл. XVI. Некоторые итоги) препятствовала такому развитию ситуации, Бен-Гурион не намерен был опускать руки. Тем или иным образом, но Израиль должен был найти выход из международной изоляции. В ходе Синайской кампании и в последующие годы стало ясно, насколько неразумным было бы полагаться исключительно на помощь США или любой другой отдельно взятой страны — даже Франции. В Вашингтоне Аба Эвен попросил Даллеса использовать свое влияние и обсудить с Аденауэром возможности установления дипломатических отношений. Даллес согласился, но его усилия ни к чему не привели. Арабские послы немедленно выступили с предостережениями, что правительства их стран отреагируют на союз между ФРГ и Израилем, установив дипломатические отношения с ГДР. Таким образом, “Доктрина Хальштейна” продолжала оказывать свое действие. Тут Бен-Гурион решил прислушаться к мнению Переса и его коллег, которые утверждали, что следует сосредоточить усилия на “практическом” сотрудничестве с Германией, особенно в экономической сфере, где ФРГ в значительной степени превосходила Францию.

Для того чтобы установить хотя бы такое “практическое” сотрудничество, Бен-Гуриону надо было встретиться с Аденауэром. Оба государственных деятеля давно уже хотели узнать друг друга получше, поскольку они испытывали друг к другу чувство взаимного уважения. Такая возможность встретиться на нейтральной почве наконец представилась — во время визита Аденауэра в марте 1960 г. в США. Без особого труда удалось организовать церемонию вручения Бен-Гуриону почетного докторского диплома в Университете Брандайза. Оттуда он должен был отправиться на встречу с Аденауэром в Нью-Йорк. Встреча была фундаментально подготовлена и в Иерусалиме, и в Бонне. Удалось достигнуть предварительного соглашения относительно того, что Бен-Гурион обратится к Аденауэру с просьбой о займе в 250 млн долларов на десятилетний срок, но что в ходе встречи стороны не станут поднимать деликатный вопрос об установлении дипломатических отношений.

Аденауэру, со своей стороны, эта встреча нужна была не меньше, чем израильскому премьер-министру. Фотография, на которой они с Бен-Гурионом обмениваются рукопожатием, могла бы значительно улучшить его имидж в США, и за такой знак примирения с евреями сумма в 250 млн долларов представлялась смехотворно малой. Однако буквально за несколько минут до встречи в нью-йоркской гостинице “Уолдорф-Астория” советники Бен-Гуриона настоятельно попросили премьера назвать сумму в 1 млрд долларов. Тот, поколебавшись, согласился увеличить оговоренную сумму только вдвое. Встреча с глазу на глаз прошла в номере Аденауэра. Покончив с предварительным обменом любезностями, Бен-Гурион объяснил ситуацию в стране, сказав, что гибель европейских евреев весьма негативно сказалась на экономическом прогрессе и безопасности Израиля, тогда как прибытие в страну нескольких миллионов евреев из западных стран будет способствовать ускорению экономического роста Израиля. Затем он попросил Аденауэра принять участие в развитии Израиля путем предоставления стране займа в размере 50 млн долларов ежегодно на протяжении десяти лет. Канцлер тотчас же согласился. “Мы окажем вам помощь как по моральным соображениям, так и исходя из интересов практической политики”, — заверил он Бен-Гуриона. Он не стал обсуждать названную цифру, но и не отверг ее. Продолжая разговор в том же ключе, израильский премьер-министр подчеркнул — и затем повторил эту фразу журналистам, — что существует принципиально важное различие между Германией времен Гитлера и Германией сегодняшнего дня. Аденауэр был явно тронут. Затем в номер допустили фотокорреспондентов, и оба государственных деятеля сердечно распрощались.

В Израиле, однако, это встречу восприняли без особого энтузиазма — впрочем, у Бен-Гуриона имелись другие основания для беспокойства. Он и его советники были уверены, после беседы в номере люкс “Уолдорф-Астории”, что полмиллиарда долларов уже у них в кармане — а эта сумма значительно превышала предыдущие кредиты, представленные Израилю его ближайшим союзником Францией и даже Соединенными Штатами. Но когда один из помощников премьер-министра огласил эту новость в Лондоне, ее немедленно опроверг западногерманский представитель.

Аденауэр, по всей вероятности, был совершенно искренен, согласившись на запрошенную сумму, но только он не уточнил, что иностранные займы на сумму более 35,7 млн долларов в год должны получить одобрение в бундестаге. Собственно говоря, первоначальный план, предусматривавший 250 млн долларов на десять лет, и учитывал такую ситуацию. И вот, после переговоров в Брюсселе между министром финансов ФРГ Людвигом Эрхардом[45] и его израильским коллегой Леви Эшколем, было достигнуто “джентльменское соглашение”, предусматривавшее обмен посланиями между главами правительств. Речь шла о десяти ежегодных платежах по 35,7 млн долларов; каждая выплата должна быть направлена на реализацию конкретного проекта, предложенного Израилем на данный год, причем со стороны ФРГ каждая выплата будет рассматриваться как предназначенная для данной цели. Такой подход оказался вполне эффективным. Все предлагавшиеся Израилем проекты, за незначительными исключениями, были одобрены правительством ФРГ без особых оговорок и без детального анализа. Проекты были связаны со строительством городских центров в пустыне Негев — сначала Арад, затем Мицпе-Рамон, потом Эйлат и так далее. Условия займов для Израиля были очень удобными: 3,6 % годовых, с погашением на протяжении срока от 12 до 20 лет. Это соглашение только подтвердило давнюю уверенность Бен-Гуриона в том, что из европейских стран именно Германия, а не Франция может стать для Израиля источником поддержки экономического развития.

Германо-израильские отношения, по сути дела, развивались во многих областях. В рамках соглашения Шилу мим немецкие производители автоматически получали рынки сбыта в Израиле; к 1960-м гг. объем израильских закупок из ФРГ составлял 25 млн долларов в год. Что же касается израильского экспорта, то (если не считать сделок в рамках соглашений о репарациях) он никогда не поднимался до такой суммы. Более того, неуравновешенность торгового баланса еще усугублялась за счет того обстоятельства, что ФРГ входила в Европейское экономическое сообщество, а таможенные барьеры Общего рынка препятствовали импорту извне. Так, например, к концу 1962 г. стало практически невозможно поставлять в ФРГ израильские яйца и растительное масло. Бонн сочувственно относился к затруднительному положению, в котором оказался Израиль, и искренне поддерживал израильские попытки стать хотя бы ассоциированным членом ЕЭС. Но всякий раз этому препятствовали Франция и Италия, не желавшие допускать в Сообщество страну, которая могла составить им конкуренцию на рынке цитрусовых и другой сельскохозяйственной продукции.

С целью оказания экономической помощи Израилю отдельные немецкие фирмы и организации (при активном