Итак, этот человек оказался, безусловно, Адольфом Эйхманом, и теперь события могли развиваться лишь в одном направлении: его следовало похитить и переправить в Израиль. Власти Аргентины вряд ли были заинтересованы в том, чтобы арестовать его и отдать под суд, — до сих пор они не возбудили ни одного дела против нацистов, проживавших на территории страны. Более того, у правительства Аргентины не было юридических оснований удовлетворить просьбу Израиля об экстрадиции Эйхмана — даже если бы таковая и последовала. По счастливому стечению обстоятельств в середине мая в Аргентину прибывал с визитом Аба Эвен, которому был предоставлен реактивный транспортный самолет компании Эль-Аль. Во время пребывания Эвена в Аргентине экипаж самолета имел возможность совершить незапланированный рейс в Израиль и обратно. Итак, 11 мая у остановки автобуса, на котором Эйхман обычно приезжал домой с работы, остановились две легковые машины. Эйхман вернулся в обычное время и, выйдя из автобуса, направился к своему дому. Его окликнули два израильтянина, которые скрутили его, затолкали в машину и доставили на виллу, снятую заранее и расположенную в уединенном месте. Там Эйхман назвал свое имя и добавил: “Я нахожусь в руках израильтян”. На это ему ничего не ответили, только спросили (по-немецки), согласен ли он отправиться в Израиль и предстать перед судом за свои деяния. Опасаясь, что его ликвидируют тут же, на месте, Эйхман согласился и подписал соответствующее заявление, специально подготовленное израильтянами. Вечером, перед отлетом, он получил дозу наркотического препарата и на большом дорогом автомобиле был привезен в аэропорт. Внешне Эйхман вполне мог сойти за “богатого больного путешественника” — как его назвали сопровождающие израильтяне. В самолет его доставили на носилках. Четырехтурбинный лайнер взял курс на Израиль. Полет прошел без особых происшествий. В аэропорту Лода самолет подрулил к специальной стоянке, Эйхмана внесли в машину скорой помощи, и она отправилась по назначению, в сопровождении эскорта полицейских машин. Днем 23 мая Бен-Гурион известил о происшедшем сначала кабинет министров, а затем кнесет.

В тот же день Эйхман предстал перед мировым судом в Яфо, и ему были предъявлены обвинения в преступлениях, совершенных против еврейского народа, военных преступлениях против человечности и в принадлежности к преступным организациям. На это он ничего не сказал и только заметил, что когда настанет время, то он сумеет выступить в свою защиту. Затем его снова отвезли в тюрьму в Рамле — здание старой постройки, но оборудованное новейшими системами безопасности, включая зенитные батареи. Свет в его камере никогда не выключался, и надзиратель не отходил от глазка в его двери. Был организован специальный отдел полиции для ведения дела Эйхмана, возглавляемый Аврагамом Зелингером; сотрудники этого отдела владели немецким языком. Эйхмана попросили изложить в письменном виде обязанности, которые он выполнял по своей должности, занимаемой им в структуре Третьего рейха; он согласился. Так началось следствие, продлившееся восемь месяцев. Показания Эйхмана записывались на магнитофон, и их расшифровка составила 3564 машинописные страницы. Подследственный продемонстрировал поразительную память, вспоминая мельчайшие детали, связанные с людьми, местами, книгами, едой, ценами. И только когда ему задавались конкретные вопросы, связанные с еврейскими судьбами, он впадал в забывчивость. Так, ни в ходе следствия, ни на судебных заседаниях он якобы не мог вспомнить, что ему довелось видеть в лагерях смерти. С самого начала и до последнего дня процесса Эйхман продолжал утверждать, что он всего лишь исполнял приказы и что он лично не причинил никому зла. Он умышленно запутывал свои ответы, постоянно пытался переходить к обобщениям и, как стало выясняться в ходе процесса, сознательно вводил суд в заблуждение.

Пока Эйхман отвечал на вопросы следователей, сотрудники отдела Зелингера активно занимались сбором и систематизацией документов, полученных из 17 стран. Эти документы давали картину деятельности Эйхмана на протяжении его десятилетней карьеры в нацистской Германии. В числе полученных материалов были буквально тонны документов Министерства иностранных дел Германии, а также аналогичная документация из Великобритании, Франции, Западной Германии, Польши, Чехословакии и других стран. Зелингер лично посещал все центры документации этих стран, и повсюду ему оказывалось полное содействие; единственной страной, отказавшейся участвовать в следствии, стал Советский Союз.

Тем временем из-за рубежа стала поступать реакция иного рода. По прошествии недели потрясенного молчания после поимки Эйхмана отреагировал официальный Буэнос-Айрес, направив израильскому правительству формальный протест и требование немедленно вернуть Эйхмана в Аргентину. Бен-Гурион ответил президенту страны Артуро Фрондизи, изложив позицию Израиля в обстоятельном послании, содержавшем извинения и выдержанном в примирительном тоне. Министерство иностранных дел Аргентины никак не отреагировало на это послание и продолжало настаивать на том, чтобы Израиль признал свою ответственность за нарушение суверенитета Аргентины и вернул Эйхмана в страну. После того как переговоры с участием посредников не дали результатов, представитель Аргентины в ООН потребовал созвать сессию Совета Безопасности. Дебаты начались 2 июня 1960 г., и складывавшаяся ситуация оказалась неловкой для представителей большинства стран, которые очевидным образом были на стороне Израиля. Осознавая общее положение дел, Аргентина обратилась к Израилю с требованием наказать “участников похищения” и “соответствующим образом компенсировать нарушение территориального суверенитета, совершенное иностранными гражданами”. Существенно важным было то обстоятельство, что уже не шла речь о возвращении Эйхмана. В ходе последующей дискуссии представители США, Великобритании и Франции предпринимали усилия к тому, чтобы выработать формулу, согласно которой принесение Израилем официальных извинений Аргентине и будет расцениваться как “соответствующая компенсация”. Именно в этом ключе была выдержана принятая на следующий день, 23 июня, резолюция Совета Безопасности, осуждавшая Израиль. Однако Аргентина осталась неудовлетворенной таким исходом и объявила посла Израиля в Буэнос-Айресе персоной нон грата — не заходя, впрочем, настолько далеко, чтобы пойти на разрыв дипломатических отношений между двумя странами. После этого Бен-Гурион направил в Буэнос-Айрес Шабтая Розена, юридического советника израильского Министерства иностранных дел, для выработки соответствующего компромисса. Наконец, 3 августа 1960 г., выход из дипломатического тупика был найден путем принятия совместного коммюнике:

“Правительства Государства Израиль и Аргентинской Республики, движимые желанием действовать в духе Резолюции Совета Безопасности ООН от 23 июня 1960 г., в рамках которой была выражена надежда, что традиционно дружественные отношения между двумя странами будут развиваться и впредь, пришли к решению считать исчерпанным инцидент, возникший вследствие нарушения гражданами Государства Израиля основных прав Аргентинской Республики”.

Однако осуждение как самих действий Израиля, так и его намерений объявить Эйхмана подсудным в рамках израильского законодательства исходило не только от властей Аргентины. Юристы с международной репутацией в самых различных странах разошлись во мнениях по этому вопросу. Следует отметить, что либеральная пресса США и Великобритании также отнеслась