Шампанское развязало ей язык.

— Раньше надо было думать об этом.

Блейк скрестил руки на груди и вытянул свои длинные ноги, занимая чуть ли не все пространство кареты. Красивая серая визитка и атласные бриджи, возможно, и создавали впечатление цивилизованности, но не скрывали его мужественности.

— Мой отец предложил дом в надежде, что я подарю ему наследника. Мы поклялись друг другу в верности; У меня нет желания быть монахом.

Явный вызов. Джослин наконец осмелилась взглянуть на него и почувствовала, как ее мягкое сердце дало крен. Он сейчас смотрел на нее так же свирепо, как тогда, когда она прострелила ему палец, и ей по-прежнему безумно нравилось смотреть на него. Не говоря уже о том, чтобы потрогать Хотелось поцеловать его квадратную челюсть, разгладить хмурую складку на лбу и вернуть тот довольный взгляд, который он время от времени демонстрирует, когда она говорит то, с чем он согласен.

Она знает, как угодить мужчинам, но в какой-то момент этих последних шести месяцев свободы она решила, что не собирается посвятить свою жизнь, принося жертвы одному из них.

— Мы условились, что я получаю дом в обмен на твою покупку патента. — Хотя она и не может исполнить свою часть договора так быстро, как надеялась. — И мне было бы гораздо спокойнее, если б мы жили каждый своей жизнью, покаты не уйдешь на войну, — призналась Джослин.

— Нет, — решительно заявил он.

Не успела Джослин выдвинуть следующий аргумент, как ее грозный и решительный муж сгреб ее в объятия, привлек к себе на колени и целовал до тех пор, пока от одной лишь силы его желания у нее не закружилась голова.

Поначалу Джослин просто льнула к его плечам и подчинялась волшебству губ мужа и силе рук, поддерживающих ее, пока их языки были вовлечены в чувственную дуэль, и в тишине кареты раздавалось тихое бормотание. Чисто мужской запах Блейка пьянил посильнее эля, и она смело откликалась на мускулистую твердость, надежно окружающую ее.

Подбадриваемая его пылом, она сражалась с его накрахмаленным шейным платком, а он осыпал жадными поцелуями ее ухо и затылок, от которых внизу живота у нее разлился покалывающий жар.

К тому времени, когда она, наконец, смогла погладить пальцами основание его шеи, ее галантный джентльмен отыскал шнуровку у нее на спине. Она ахнула, когда шелк распался. Модистка настояла, что под изысканным шелком не должно быть никакой громоздкой рубашки. Под маленьким корсетом на Джослин была только очень тонкая шелковая шемизетка, вызывающе обнажая ее для дерзких мужниных ласк.

Обнаружив доступность своего предмета желаний, Блейк благодарно поцеловал ее, прежде чем спуститься к выпуклости груди. Она едва не лишилась чувств, ощутив жар его губ в столь интимном месте.

Она не заметила, что карета остановилась, пока дверца резко не распахнулась. У нее не было времени, чтобы поправить одежду или прикрыться. Блейк просто подхватил ее на руки и, прижав к груди, понес по дорожке к Каррингтон-Хаусу.

Вот что сделало с ней увлечение мужчиной — она сбилась с намеченного курса. И явно позабыла о своем достоинстве.

Она молилась, чтобы у Ричарда хватило ума держаться в стороне, и это несколько охладило ее пыл. Обнимая мужа за шею, с обвивающим его ноги подолом платья, Джослин прятала лицо у него на плече.

Вместо того чтобы вежливо поздороваться с недавно нанятыми слугами, Блейк понес ее мимо них к лестнице, лишь немного хромая. По-видимому, служанка и лакей должным образом приветствовали своего хозяина книксеном и поклоном, но она не могла посмотреть никому в лицо, когда ее тащили как мешок с мукой.

— Поставь меня, — прошептала она, когда они дошли до лестницы. — Ты надорвешься или сломаешь себе шею, неся меня наверх.

Блейк фыркнул, оставив без внимания ее уговоры.

— Я могу пригвоздить к мату Джентльмена Джима. А ты не тяжелее коробки с книгами.

Коробка с книгами, ну и ну! Ей бы следовало обидеться, но у нее все еще кружилась голова от его поцелуев и силы, потому Она улыбнулась его неромантическому сравнению.

— В следующий раз пусть это будет коробка с цветами, — предложила она, — Или пушинка. Больше приятных образов, пожалуйста.

Из его горла вырвался низкий вибрирующий рокот, когда Блейк плечом распахнул дверь в хозяйскую спальню.

— «Пускай нахмурится, скажу: о, роза, осыпанная перлами росы, — процитировал он, поднес ее к кровати и уложил на клетчатое покрывало, потом сел на край и сбросил туфли. — Тебя прекрасней в целом свете нету»[5].

И хотя она понимала, что все это, конечно же, не всерьез, что он просто цинично цитирует Шекспира, как и в ночь дуэли, Джослин приводило, в восторг тепло его бархатного баритона. Даже его голос возбуждал ее. Когда он наклонился, чтобы снять с нее расстегнутое платье, то, вполне возможно, воспламенил ее до безумия.

— Средь бела дня, — запротестовала она, когда он приподнял ее и стал стягивать свадебное платье, пока оно не растеклось по полу серебристой лужей. Она отталкивала ловкие пальцы, раздевшие ее до корсета и тонкой шемизетки, прикрывающей грудь. — Слуги будут шокированы.

— А мне какое дело?

Расправляясь с крючками корсета, Блейк снова поцеловал выпуклость ее груди.

Не успела она придумать подходящий ответ, как его губы сомкнулись вокруг соска, и Джослин ахнула от нахлынувшей волны новых возбуждающих ощущений. Тянущее чувство вновь зародилось внизу живота, и она поспешно схватилась за бицепсы Блейка в надежде остановить его. Или себя.

Он втянул сосок глубже и погладил вторую грудь. Она вскрикнула от наслаждения. Если у нее еще и была какая-то надежда на брак по расчету, в эту минуту она отказалась от нее. Ей следовало испугаться, но она испытывала лишь восторг от того, что Блейк продолжал ее целовать.

Ее муж был сильнее и решительнее, чем строй кавалерии, штурмующий бастионы, — Бог знает, где они находятся, эти бастионы. И он проделывал с ней такое, что подрывало ее оборону. Влага его губ на груди была соблазнительным грехом. Джослин попыталась заговорить, но Блейк остановил ее поцелуями. Как только ее напряжение окончательно растаяло под влажным жаром его губ и языка, он приподнял ничем не сдерживаемую грудь и поласкал возбужденный бутон.

Ее предательское тело вы гнулось навстречу его рукам. В ответ он застонал ей в рот и торопливо развязал шемизетку, чтобы целиком завладеть грудью. Джослин чуть не заплакала от восторга этого прикосновения. Руки у него были шершавыми и загрубевшими, но прикосновения нежными, когда он исследовал то, что принадлежало ему.

— Я не настолько джентльмен, чтобы вежливо дожидаться ночи. Боюсь, так долго не выдержу, — пробормотал он у ее губ.

Глубина его страсти воспламенила ее изнутри, растекаясь словно огонь. Она не могла поверить, что такой сильный и уверенный в себе мужчина как Блейк может желать ее, слабую женщину, с такой сокрушительной силой. Он кружил ей голову надеждой и в то же время пугал.