Солнце струилось в окна между раздвинутыми портьерами. Джослин прикрыла грудь рукой, когда он приостановился, чтобы полюбоваться ее наготой. Большая ладонь Блейка остановила ее, а обжигающий взгляд скользнул по ней до того места, где его ласки разожгли огонь.

— Нет, я хочу увидеть всю тебя, узнать всю тебя. Ты самый прекрасный приз, который я когда-либо выигрывал.

Соблазн его страстного утверждения был силен. Никто никогда не считал ее призом, прекрасным или нет, но она все равно запротестовала приличия ради:

— Шторы открыты.

— Думаешь, кто-нибудь свешивается с крыши, чтобы заглянуть сюда? — поддразнил он ее.

Все происходило слишком стремительно. Она не знала, что думать. Она даже не вполне понимала, что он делает. Она не стыдливая и не жеманная. Она раздевалась перед дюжинами слуг и модисток, и даже перед леди Белден. Но никогда перед мужчиной, который прикасался бы к ней так смело, как он.

— Я думала… — начала было она, но он наклонился и вновь провел языком по соску, и влага скопилась у нее между ног.

— Не думай, — посоветовал он и стащил одеяло, чтобы уложить ее на простыни. — Когда занимаются любовью, то не думают, а действуют.

Такая философия была ей по сердцу.

Он встал и до конца развязал свой шейный платок, обнажив крепкую загорелую шею. Джослин опустилась на колени, настроенная не быть пассивным соперником в этой битве желаний. Остро сознавая, что шемизетка распахнута, оставляя грудь обнаженной, как у какой-нибудь распутницы, она сражалась с пуговками его жилета, пока он не без труда освобождался от своей облегающей визитки.

— Ты должен иметь камердинера, чтобы помогал тебе с этим, — пожурила она, пряча трепет удовольствия от того, как он восхищался ее грудью. — Вот что выходит из такой спешки.

Он швырнул визитку на стул и ловко покончил с пуговками жилета.

— Я не считаю, что заниматься любовью со своей женой средь бела дня хоть сколько-нибудь неприлично. И если б я хотел поторопиться, то просто задрал бы тебе юбки и овладел тобой в карете.

Джослин судорожно сглотнула, внезапно осознав, что под шемизеткой на ней ничего нет, кроме подвязок и чулок. Она постучала кулачком по его рубашке, не позволяя себе испугаться его опытности в сравнении с ее полным невежеством.

— Это грубо, сэр. Уж лучше цитируйте Шекспира.

Она развязала его рубашку и попыталась вытащить ее из плотно сидевших брюк. Она представления не имела, что делает, просто сочла несправедливым, чтобы только она одна была раздета.

Блейк обхватил ее руку своей и мягко толкнул назад на кровать, так что она шлепнулась на матрас и поспешно разогнула ноги, спустив их с края, когда он, такой пугающе большой, навис над ней.

— Ты предпочитаешь слова Шекспира моим?

Оставшийся в одной рубашке и брюках, он с удовлетворением изучал ее. Или, быть может, грудь. Похоже, ему нравится ее чересчур пышный бюст. Джослин похлопала себя руками спереди, и глаза ее вспыхнули от вызова, который она представляла. Поза ее была неприличной, и она подумала, что надо бы подтянуть ноги и перевернуться на бок.

Но как идиотка она упивалась тем, что полностью завладела его вниманием. Она приподняла груди рукой, бросая ему вызов взять то, что предлагает. Он придвинулся ближе, стоя у нее между коленей и сминая тонкий шелк шемизетки. Он возбуждал средоточие ее женственности, требуя удовлетворения, о котором она представления не имела. И все же… она с интересом оглядывала застежку на брюках. Похоже, ткань с трудом вмещала выпуклость, образовавшуюся под ней.

Она позабыла, о чем он спросил. Еще сильнее раздвинув ей колени, Блейк наклонился и пригвоздил ее руки к матрасу. Лишив ее возможности и дальше провоцировать его, он стал посасывать грудь до тех пор, пока она не застонала от наслаждения и напрочь не забыла о приличиях.

— Ты первая, — пробормотал он, прокладывая дорожку поцелуев по груди и животу и поднимая рубашку до талии.

Джослин не догадывалась о его намерениях, пока он не начал соблазнительно ласкать ее сквозь чулки, потом проворными пальцами развязал подвязки и развел бедра в стороны, после чего погладил ее в таком месте, к которому сама она почти не осмеливалась прикасаться. И удержал ее, когда она чуть не соскочила с кровати.

Не успела она понять, что будет дальше, как он встал на колени у нее между ног и стал целовать, покусывать и делать все то, что делал, когда сладкой пыткой терзал ее губы. Она едва не вскрикнула, когда он провел языком… там. Ей надо было сесть, остановить его, не позволять ему класть ее ноги к себе на плечи, чтобы…

Обильная влага увлажнила лоно, когда он пососал особенно чувствительное местечко. Она не была уверена, что ее крики были только у нее в голове, то ли вырывались из горла. Его манипуляции сотрясли ее до основания, подбросив куда-то в небеса, где не было ничего, кроме неукротимой страсти, требующей немедленного удовлетворения.

И ее галантный муж оказал ей такую любезность, лег с ней рядом, скользнул пальцами глубоко и ласкал ее до тех пор, пока она не разлетелась на миллионы осколков и ее крики эхом не отразились от голых стен.

Не успела она прийти в себя и вернуться на землю, как из-за дверей донесся отчаянный вопль:

— Джо-о-о-з-и-и! — Тяжелые шаги застучали по непокрытому полу, потом еще один крик: — Джози, где ты?

Джослин повернула голову и прикусила подушку, чтобы сдержать всхлип.

Перекатившись так, чтобы пленить Джослин в своих объятиях, Блейк изо всех сил старался оградиться от шума, доносившегося откуда-то из остальной части дома. Ее крики экстаза все еще прекрасной музыкой звенели у него в ушах. Возбужденная плоть нетерпеливо натягивала пуговицы, но хотя мозги и находились сейчас где-то в области паха, он не мог не оставить без внимания неожиданные и необъяснимые слезы Джослин.

Почему она плачет сейчас, когда он подарил ей наслаждение? Он планировал эту минуту со всем возможным тщанием, учитывая его состояние бездумного вожделения.

Крики. В пустом доме. Часть крови прихлынула назад к мозгу, возвращая способность соображать. Крики ассоциируются с опасностью, но ведь не в тихом сельском Челси? Одурманенность замедлила его реакцию.

Кулаки заколотили в дверь спальни. Где-то пронзительно вскрикнул попугай. Тревожно тявкнула собака. Зазвенело разбитое стекло, и закричала служанка. Испуганный вой сопровождал стук в дверь. Блейку тоже захотелось по чему-нибудь ударить, но единственным объектом в пределах досягаемости была его красивая всхлипывавшая жена. Почти обнаженная и в каком-то шаге от того, чтобы полностью принадлежать ему…

Ее слезы, в конце концов, лишили его мужества. Потрясенный, он не знал, как реагировать на это проявление женской слабости, разве что убить того, кто ее так расстроил. Ведь это жене из-за того, что он…