– Теперь Грейс меня точно застрелит, – вздохнул он.

Хэдли рассмеялась. Румянец гордости расцвел на ее щеках при мысли о том, что Грейс обнаружит, что она сделала, почти надеясь, что так и будет, чувствуя себя гладиатором после победы на арене. Потом она подумала о Мэтти и Скиппере, и все мысли вылетели из головы.

Внезапно запаниковав, она поднялась и схватилась за одежду. Ее рубашка и лифчик запутались в эластичном бинте, а еще она понятия не имела, куда делись ее трусики.

Марку удалось натянуть штаны, но он совершенно не знал, как опять надеть рубашку через голову. Она натянула лифчик и попыталась помочь ему вывернуть рубашку наизнанку. Она все еще была занята его рубашкой, когда к ним стал приближаться звук шин, скользящих по гравию.

– Черт! – выругалась она, бросая его одежду и сосредоточиваясь на своей.

Она застегнула последнюю пуговицу на рубашке, когда машина остановилась. Забыв, что она привязана к агенту и что не может опираться на больную лодыжку, она запрыгала к двери.

Марк рухнул, и она тоже упала. Прежде чем она успела выпрямиться, дверь открылась, и она подняла глаза на Грейс, стоящую в проеме с сумками в руках.

Она посмотрела на них сверху вниз, принюхалась, и ее глаза расширились.

– Да ты смеешься? Нет, скажи, что ты шутишь!

– Шучу о чем? – спросила Мэтти, подходя к ней сзади с Майлзом на руках.

– Мэтти, подожди снаружи, – быстро проговорила Хэдли, отталкивая Марка и падая на колени.

Грейс закрыла дверь, чтобы Мэтти ничего не увидела, и подлетела к столу.

– Ты понимаешь, что он пытается нас арестовать? – воскликнула она, ставя сумки. – Его задача – закрыть нас, посадить за решетку, отправить в тюрьму!

Хэдли, пошатываясь, встала на ноги, Марк помогал ей, как мог, своими связанными руками.

– Камера восемь на десять, – распалялась Грейс, – с сокамерницей по имени Берта. – Она практически сбросила бутылки с водой со стола. – Женщина, которая откусывает хвосты крысам и дает имена своим ногтям. Ты же в курсе, да?

Хэдли застенчиво взглянула на нее, ее щеки горели, а Грейс выглядела так, будто очень хотела ударить ее фонариком, который держала над головой. Она нахмурилась еще больше, покачала головой и фыркнула, но недостаточно сильно, и Хэдли решила, что она, возможно, даже немного рада за нее. Грейс снова фыркнула и вернулась к распаковке продуктов.

Хэдли отвязала свое запястье от запястья Марка, извиняясь взглядом, снова привязала свободный конец к столу, стягивая его двойным и тройным узлом.

Его глаза умоляли ее передумать, но она быстро отвела взгляд. Грейс достала из сумки сэндвич и протянула его ей.

– Я подумала, что ты, наверное, проголодалась. Индейка и швейцарский сыр на итальянском хлебе, из овощей только салат, с майонезом.

– Неужели я и правда такая предсказуемая?

Взгляд Грейс скользнул по Марку.

– Уже нет.

Хэдли ухмыльнулась, а Грейс бросила на нее раздраженный взгляд, из-за чего Хэдли улыбнулась еще шире, не в силах поверить, что она сделала то, что сделала.

Грейс отнесла Марку второй бутерброд. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Грейс перебила его.

– Если откроешь рот не для того, чтобы съесть этот бутерброд, то я с удовольствием оставлю тебя здесь только с водой и батончиками мюсли.

Он захлопнул рот, и Хэдли прошептала:

– Извини.

Пока Хэдли ела, Грейс снова привязала Марка к столу с помощью кабельных стяжек, сплетая их вместе таким образом, чтобы получилась толстая веревка, которая приковала его правое запястье к столу, оставив левую руку свободной. Потом она переместила купленные припасы так, чтобы они были в пределах его досягаемости.

Она купила еды на неделю, а также две дюжины бутылок воды, журналы, надувной матрас, спальный мешок, подушку… и ведро. Хэдли с любопытством посмотрела на ведро, но, когда поняла, для чего оно было нужно, съежилась и отвела взгляд, не в силах смотреть в глаза Марку, понимая, что это происходит с ним и из-за нее тоже.

– Это плохо закончится, – предупредил Марк, когда они собрались уходить.

На мгновение Хэдли испугалась, что Грейс может выполнить свою угрозу и оставить ему только батончики мюсли. Вместо этого, повернувшись спиной, она кивнула и спросила:

– У тебя есть дети?

– Мальчик и девочка.

– Тогда ты должен понимать, – отозвалась Грейс и вышла за дверь.

37

ГРЕЙС

Единственная радиостанция, которую у них получилось поймать, транслировала музыку кантри, и Мэтти откровенно страдала, прижав руки к ушам, пока Грейс и Хэдли распевали «Спасите лошадь».

У Хэдли был самый ужасный голос, который Грейс приходилось слышать. У женщины абсолютно не было слуха, ее пение было похоже на звук казу[8]. Этот факт делал Грейс невероятно счастливой. Может, Хэдли и выглядит на миллион долларов, но ее голосом можно пугать собак… Кошек, мышей, тараканов.

Майлз что-то бормотал. Выяснилось, что малыш – фанат музыки кантри. И поэтому, несмотря на то, что сейчас был тот самый колдовской час ночи – время его обычного нервного срыва, он был очень счастлив, бормоча и лепеча под музыку и размахивая ногами.

Доктор сказал, что в конце концов колики пройдут сами собой и у него больше не будет приступов, но все это продолжалось так долго, что Грейс уже не верила словам врача. Может быть, он просто перерос это, может быть, изменение обстоятельств спровоцировало прогресс. В любом случае, она была за это чрезвычайно благодарна, словно с ее груди сняли огромный груз. Потому что, хотя врач и уверял ее, что она не виновата в страданиях сына, ей казалось, что виновата, и поэтому с тех пор, как она стала мамой, она чувствовала себя неудачницей. И вот как будто вдруг она прошла проверку.

Оставить Торелли в Бейкерсфилде не получилось. В основном потому, что Грейс сглупила. Она пропустила поворот, и к тому времени, когда она осознала это, она была так далеко от него, что легче было просто продолжить путь. Поэтому Грейс почти убедила себя, что это произошло случайно.

Проблема была в том, что в то время, когда она должна была поворачивать, все спали без задних ног после их предрассветного пробуждения. Хэдли провалилась в сон, прислонившись к окну, не дергаясь и не издавая звуков. Майлз храпел в своем автокресле, сжимая бейсбольную кепку Скиппера в своем маленьком кулачке. Сам же Скиппер свернулся калачиком на коленях у Мэтти, положившей голову на его спину.

Если бы кто-то из них не спал, Хэдли, Скиппер и Мэтти, вероятно, сейчас уже сидели бы в поезде, направляющемся в Омаху.