– Все-таки не одни, мистер Даррел, – подтвердил Павел, собираясь вернуть пластиковую решетку на место. – И они не хотят нас выпускать.

– Подождите!

Кадет замер и удивленно посмотрел на Октавию:

– Да, мисс Климова?

– Одну минуту! – Леди вздохнула, после чего посадила на плечо пять дронов, а последнего, шестого, направила в трубу. – Если мы не можем пролезть, то давайте хотя бы посмотрим, что там находится.

– Прекрасная идея, мисс Климова, – одобрил Павел, наблюдая за тем, как дрон влетает в вентиляцию.

Октавия же запустила виртуальный монитор, вокруг которого тут же столпились ребята.

– Обыкновенная труба, – прокомментировал Пятый, разглядывая поступающее видео.

– И обыкновенная решетка, – добавила Анна.

– А за ней…

Дрон медленно пролетел сквозь решетку, вышел в большой короб, перевернулся, собираясь направить камеру наверх, но в следующий миг на экране возникли помехи и «окно», на которое шло изображение, почернело.

– Что случилось? – громко спросил Вагнер.

– Связь потеряна, – ответила Октавия. И добавила: – Это было ожидаемо.

– Черт!

– Да кто они такие?! – неожиданно закричал стоящий на столешнице Мо и пнул ногой сушилку для рук. – Кто они? Кто? Кто?! Кто?!! Почему они решают, что нам делать? Кто им дал право над нами издеваться? Кто им дал право сажать нас за решетку? Кто?! Кто?! Кто?!!

Октавия покачала головой и отключила монитор.

Пятеро оставшихся дронов сидели на ее плече, словно пять золотых брошек.

* * *

Неудача Вагнера, которая в иное время вызвала бы лишь поток веселых шуток, подействовала угнетающе. Во-первых, ребята уже начали привыкать к победам: запуск реактора и восстановление «Сирены» позволили им думать, что жизнь наладилась, и возвращение с небес на землю получилось тяжким. Во-вторых, истерика Мо. То, что всегда спокойный и сдержанный Смит сорвался, стало неприятным сюрпризом, и хотя примчавшийся Нуцци быстро успокоил парня, каждый успел подумать о том, где пролегает его черта. Его тонкая красная линия, за которой скрывается мрак. И каждый признался себе, что она рядом. Силы человека не беспредельны, рано или поздно они закончатся, стресс прорвет плотину воли и заставит выплеснуть на окружающих накопившийся страх.

Рано или поздно.

Нуцци увел рыдающего Мо к его вещам и уложил на спальный мешок, не переставая говорить что-то ободряющее своим мягким, приятным баритоном. Остальные разошлись молча, стараясь не смотреть на сорвавшегося товарища и даже не приближаясь к нему, словно боясь заразиться слабостью. И понимая, что их время тоже придет.

Рано или поздно.

Анна хотела пойти проверить Артура, но едва она сделала несколько шагов в сторону лагеря, как ее мягко взял за руку Пятый.

– Привет, Баррингтон.

– Давно не виделись, – съязвила девушка.

Она попыталась вырваться, но Фрейзер держал ее хоть и мягко, но крепко, и Анна решила не устраивать скандал.

– Чего тебе нужно?

– Поболтаем?

– Отстань.

– Зачем грубить, Баррингтон? – притворно удивился Чарльз. – Ты же видела: я теперь на стороне Добра. Я твой друг и союзник.

Пятый говорил нарочито дурашливо, но смотрел при этом внимательно, не пропуская ни одной эмоции, отразившейся на лице девушки.

– Кстати, почему ты поддержал капитана? – поинтересовалась Анна, поняв, что разговора не избежать.

– Потому что он прав, – тут же ответил Фрейзер.

– То есть ты за цензуру? – рассмеялась девушка. – А кто недавно рассказывал о демократии?

– При чем тут демократия? – не понял Чарльз.

– Где демократия, там и свобода слова, – подловила его Анна. – Мы говорим об основополагающих правах гражданина, Пятый, о наших правах.

– Баррингтон, перестань бросаться громкими словами, от этого они тускнеют, – поморщился Фрейзер и отвел девушку в сторону, чтобы их точно никто не услышал. – Нас не просили молчать о корабле, нас просили ПОКА молчать о корабле. И пообещали такую массу преференций за сотрудничество, что я счел сделку достойной.

Чарльз сказал именно то, что должен был сказать, и Анна заинтересовалась:

– Я слышала, чем Линкольн купил Октавию, но что он предложил тебе?

– Господи, Баррингтон, когда, наконец, ты начнешь слышать не то, что тебе хочется, а то, что действительно важно? – устало поинтересовался Пятый. – Иногда ты кажешься умненькой, а в следующий миг такое скажешь, что даже мне становится стыдно.

– За меня? – удивилась Анна.

– Образно, – махнул рукой Чарльз.

Девушке показалось, что он немного смутился, но она решила отложить выяснение отношений и помогла Пятому вернуться к главной теме:

– Что именно я не услышала?

– Обещание, – рассмеялся Фрейзер. – Ты не услышала железобетонное обещание того, что нас спасут.

– Не поняла? – растерялась девушка.

– Когда я обдумывал ситуацию в прошлый раз, я упустил из виду важный фактор – инопланетный корабль, – признался Пятый. – Для нас это просто ангар, из которого мы не можем выбраться. А для человечества – сверхценный приз, и они постараются добраться до него во что бы то ни стало. – Чарльз вновь рассмеялся. – Так что все в порядке, Баррингтон, нас спасут.

– И ты сменил сторону, – усмехнулась Анна.

– Изменил тактику, – поправил девушку Пятый. – Теперь нужно во всем поддерживать капитана, чтобы оказаться ближе к пирогу.

– Ты слишком мал, чтобы рассчитывать на место за столом, – заметила Анна.

– Здесь все получат свой кусок, – вновь рассмеялся Чарльз. – Вопрос в его размере.

Умный, хитрый, изворотливый – настоящий миллиардер. Не просто живет, а анализирует происходящее, оценивает, ищет выгоду… Сейчас Анна окончательно поняла, насколько они с Пятым разные, абсолютно разные, возможно, они стоят друг от друга даже дальше, чем человек от инопланетян, а когда поняла – негромко поинтересовалась:

– Зачем ты мне это рассказываешь?

И вновь ей показалось, что в глазах Чарльза проскользнуло нечто, отдаленно напоминающее смущение. Как будто он сам понимал бессмысленность своего появления, но при этом не мог не прийти. И не мог объяснить, для чего пришел.

– Хочешь отозвать свое предложение? – пришла ему на помощь девушка.

– Ни в коем случае, – качнул головой Пятый. – Я по-прежнему хочу, чтобы ты встала на мою сторону.

– Теперь зачем, раз ты пришел к Добру? – насмешливо спросила Анна.

– Затем, чтобы на стороне Добра мой голос звучал громче, – пояснил Фрейзер. – Точнее, наш голос: твой и мой.