тете, мы с ней сели на кухне и где-то до часу ночи разговаривали, все обсуждали. Она мне сказала, что жизнь моя, выбор тоже мой, и самое важное, что если я выберу свое направление, оно будет мне по душе, и я буду отдавать своему любимому делу все свои силы, всю свою энергию, все свои возможности и ресурсы, то тогда я могу называться человеком, тогда я буду счастлив.

Мама о моем решении не знала, я вернулся домой, она уже спала, утром я уехал в «Коммунарку», она все еще спала. Потом, когда она об этом узнала, то поддержала мой выбор, за что ей огромная благодарность! Ради ее безопасности я уговорил маму переехать к родственникам, и сейчас я живу один».

Маша Веселовская. «Учусь на четвертом курсе Первого меда. Всякое добро в моей жизни всегда было, я кровь сдаю четыре года, собачек с улицы спасаю, всей семьей бомжей кормим. В общем, развлекаемся как можем. Но история с тем, что есть всякие организации, у нас всегда покрывается таким мраком: да это вообще секта, они не пойми чем занимаются, хочешь кормить бомжей — корми, а в организации не ходи, они неправильно бомжей кормят и т. п. В общем, так всю жизнь и жила, и хорошо мне было, и собачки с улицы, и бомжи прикормлены, в общем, всё в порядке, всё под контролем. А тут ситуация с коронавирусом. Я, естественно, сказала, что ни за что никуда, очумели что ли, бабушка сидит дома, мама сидит дома, все сидят дома, никуда не пойду ни за что, я у них одна и у себя одна, и вообще. А потом утром бегаю и думаю: я здоровая как конь, а в больницах персонала не хватает, у меня все в телефоне есть, а что — кину документы, посмотрим, вдруг нужна? В общем, мне быстро ответили, что да, нужна. Прикольно. Я точно знала, что родные будут против, поэтому поставила их уже перед фактом.

Лайфхак для детей: если ты хочешь принести домой собачку с улицы, не надо упрашивать родителей; просто принеси собачку с улицы. Тут была примерно та же история.

Иронично, что днем ранее мы сидели на кухне с отцом, он ко мне заехал в гости и говорит: «Если вдруг вас обяжут помогать в больницах, скажи, у тебя много пожилых родственников, отмазывайся как можешь».

Звоню отцу, говорю, что только из «Коммунарки» вернулась. Он: «Замечательно, я сегодня первый день адресную помощь развожу. Почему нет?» Звоню маме, а она: «Я теперь бомжей кормлю централизовано». Ну ладно, так и договорились. Последней до упора била себя в грудь бабушка 70-летняя, единственная врач в семье: «Я тоже сейчас пойду в „Коммунарку“!» В общем, какие-то мелочи ее остановили, добираться далеко, а так она бы пошла.

Вот так я появилась в «Коммунарке», и ни о чем не жалею, надо заметить. Справедливости ради я нахожу в этом больше какого-то эгоистичного, потому что это, конечно, с медицинской точки зрения колоссальный опыт, я не знаю, где мы еще наберемся такого, это возможность впервые поработать в трех парах перчаток, в костюме XXL, в маске, когда тебя узнают только по накрашенным ресницам. Нет, это то, чего нельзя было пропустить.

У нас есть локальный мем «кто, если не мы». И эта фраза такая пафосная, такая противная, что мы каждый раз, выступая перед журналистами, давая интервью, ее обходим. Хотя по-другому о нас и не скажешь. Действительно, кто, если не мы?»

Катя Еремина. «Я студентка четвертого курса Сеченовского университета. Волонтерю еще со школы.

В университете объявили, что нужна помощь, я откликнулась. Меня спросили, когда я хочу выйти. Я ответила — завтра. И всё. В 7:30 утра была уже в «Коммунарке» и с тех пор помогаю в «красной зоне».

У нас есть в «Коммунарке» такое понятие — «Коммунарка-team»: мы все вместе — волонтеры, врачи, медицинские сестры, весь медперсонал, все в одной команде работаем на одну цель. Сначала я помогала медсестрам, потом количество пациентов увеличилось, и врачи не успевали, они забрали меня к себе. К сожалению, двое врачей в моем отделении заболели, и сейчас я лечу, как ни странно, тех людей, которые научили меня всему, помогали мне. К счастью, с ними все хорошо.

Я помогаю врачам, и это большая ответственность, а врачи работают день и ночь. Сейчас уже полегче стало. Для нас, молодых, работа в больнице еще не рутина, и, заходя к пациенту на обходе, я не только измеряю какие-то жизненно важные показатели, но говорю ему еще жизненно важные слова, потому что для них, для пациентов, которые находятся чаще всего в палатах одни, это необходимо услышать.

Слова о том, что все будет хорошо — это очень сильное лекарство. Вот мы и оказываем такую психологическую помощь.

Инструктажа по оказанию такой помощи нам никто не давал, это наша волонтерская инициатива. Медикаментозное лечение быстрее принесет результат, если пациент психологически настроен на выздоровление. Кстати, те заболевшие врачи тоже просят нас посидеть с ними у их кровати минут пять, поговорить, сказать, что все будет хорошо. Это люди с высшим медицинским образованием».

Дмитрий. «Я адвокат, работаю в юридической фирме и преподаю юридические дисциплины в вузах. В отличие от ребят-студентов сказать «Я не могу по-другому» я не могу, потому что я бы сидел эти два месяца, писал докторскую диссертацию. Да, у меня есть внутренняя потребность помогать, но там, где не просят. Такая у меня потребность. А тут попросили, для меня это как-то нетипично.

И заявить, что какая-то энергия у меня, которую надо было куда-то приложить, — тоже не могу: я очень сдержанный человек. Я терпеть не могу ходить по магазинам, я себе ничего не покупаю, я не знаю эти виды круп, которые всем нужны, я не пью молоко и не ем молочное.

Это все, конечно, ужас — несмотря на то, что я юрист, я тяжело общаюсь с людьми, и несмотря на то что я, в общем, взрослый мужчина, все равно боялся, как приду в организацию «Волонтеры-медики», как я буду со всеми разговаривать. Но благодаря волонтерам страх прошел.

Как в таком случае я все же стал волонтером? По «Первому каналу» передавали, что нужна помощь. Это было еще до карантина, я еще работал на основной работе. Все очень спонтанно произошло. Я думаю, что это сложный момент, и его надо отдельно осмыслить. Какие-то силы повлекли меня,