Путешествуй, мизантроп, чтобы полюбить человечество…

Я хотел повидать мир своими глазами. Остальное все скучно, неинтересно. Семья, карьера… Ну их к чертям, думал я.

Уж лучше странствовать налегке, на мопеде, подрабатывая… Только не знал куда – столько мест.

Возможно, крутанул бы глобус – и поехал туда, куда, не глядя, ткнул бы пальцем. Оказался бы где-нибудь…

Да просто где-нибудь. Главное – была цель вырваться из города, уехать.

Ты тоже хотел свалить, Костя. – Тимур искоса глянул на него. – Но ты собрался в армию, в офицеры…

В офицеры? – удивился про себя Костя.

– А я хотел приключений, мечтал о них… А теперь иду по заграничному городу и думаю – а на хрена?..

Ну как бы сбылась она, мечта моя – мечта глупца. Иду по гладкому ровному асфальту – ничего необычного: дороги и у нас есть хорошие.

В местах. Кое-где…

Но те же по сути здания. В них тоже живут и страдают люди… Вокруг такие же одноцветные машины, даже марки как на подбор…

Так а чего я ожидал увидеть-то? Верблюды – это верблюды, в зоопарке они или в Африке. Китайская стена – просто стена, я стен что ли не видел?..

Венеция – это лодки на воде, обязательная галочка в дневнике путешественника… Даже люди здесь те же, я чувствую это.

Люди везде одинаковы…

И все как-то поблекло сейчас и смотрится мне под другим углом. Всю жизнь хотел вырваться из дома – а зачем?

Да побег это был, я думаю, чистой воды – от скуки, от быта, от бессмысленной жизни!..

Только от них некуда деться, Костя, они повсюду.

Вот чему я смеялся.

Всю жизнь хотел вырваться, а теперь, вырвавшись, единственное желание – вернуться…

Хочу домой.

Мимо них серым пятном промчалась легковушка. Она подняла студеный ветерок – и Тимур замолк, защелкал леденцами.

Домой… – отзвенело в голове Кости. – А хочу ли домой… я?

Ответа нет.

«Дом» – это тоже пока пустое слово: на него не отзывались никакие воспоминания или чувства. Гораздо ближе были щиплющий кожу морозец и жмущая в плечах куртка.

Костя потер ладони, задышал на них – и вдруг замер, остановился.

Линии руках – незнакомые. И пересечения, и мозоли, и жесткие костяшки. Все одновременно его – и как бы не его.

Гутенбургер…

До Кости только-только в полной мере начало доходить, что он толком ничего о себе не знает. Костя не родился этим днем, у него есть прошлое.

Родное, близкое – и оно его ждет.

И оно там, скрыто за туманами, вечными, пьяными, – одна сплошная загадка.

Я офицер! Я хотел стать офицером! – разглядывая ладони, потрясенно повторял про себя Костя.

Между тем Тимур вышел на перекресток Райнсбургштрассе и более широкой и многолюдной улицы – Зильбербургштрассе.

Навстречу им в черном пальто и с кожаным кейсом напористо и торопливо шел приземистый и хмурый человек лет двадцати пяти. На угол портфеля он прилепил черно-желтую призывную наклейку «Сопротивляйся! Это твоя страна!»

Тимур заступил ему дорогу и с ужасным акцентом заговорил:

– Извэнить мэня, вы гаврить аглиски?

Парень остановился и брезгливо оглядел Тимура. Он подолгу задержался на промокших, изгаженных тапках с солнышком, диковинном красно-черном свитере с белыми ножницами и миске с пестрыми леденцами.

Затем изучил восточную физиономию Тимура, кучерявую шевелюру и щетину. В конце обернулся, проверяя нет ли кого позади, сплюнул – и быстро и высокомерно произнес:

– Нет, мигрант-свинья, только немецкий. – И продолжил свой путь.

В ответ Тимур лишь вздохнул.

Костя тем временем увидел отражение в витрине старого кукольного магазина. Словно околдованный, он послушно подошел.

Дюжина немецких марионеток со скукой созерцала, как Костя осторожно, как неисследованную территорию, трогает свое лицо. Он прошелся по широкой челюсти и волевому подбородку, по прямому узкому носу и невысокому лбу, по рельефным губам. Вгляделся в темно-карие глаза – под мужественными и несколько косматыми бровями.

Костя был красив и внешне походил на отца – тоже напоминал Алена Делона. Левую бровь рассекал шрам – но это лишь добавляло маскулинности и харизмы. Каштановые волосы неряшливо падали на лоб – и Костя сначала пригладил их, а потом взъерошил: с зачесом назад он выглядел еще лучше.

Куклы одобрительно закивали.

– Вы гаврить аглиски? Аглиски, жэнщинэ?

В этот раз Тимур заговорил с женщиной под пятьдесят: бежевый пуховик, черная сумка и синяя шапка. Вид у нее был донельзя обеспокоенный и заведенный – как у рулевого, который застрял посередине раскачивающейся из-за пассажиров лодки…

Шлюпку попеременно содрогало то справа, то слева – а женщина криком и уговорами пыталась вразумить беснующихся безумцев, смутьянов и дураков…

На Тимура опустился отяжеленный тревогами и мыслями взгляд – дама смотрела так, будто и Тимур сейчас начнет ее теснить и критиковать.

– Да, я говорю на английском, – осторожно произнесла она. – Но предпочитаю немецкий.

– О! – обрадовался Тимур. Он ликующе затряс чашей. – Да! Палицай! Я нужэн палицай!

– Вам нужен полицейский? – несколько расслабилась дама. – Что-то произошло?

– Да! – ответил Тимур. – Нет! Жэнщинэ, я нужэн палицай!

Она медленно кивнула – и, видимо, решила, что не горит желанием влезать в чужие дела.

И правда – у нее своих по горло. Она невечна – и ей срочно требуется найти сменщика.

Того, кто займет в челноке ее место – и при этом сохранит баланс и равновесие…

Она с расстановкой, сопровождая слова указаниями рук, проговорила:

– Тут недалеко. Пройдите вдоль улицы, пока по правую сторону не увидите Шпильфлехе Зильбербурганлаге. Это парк, там детская площадка. Походите вокруг, поищите – там всегда кто-то дежурит. Всего доброго! – И торопливо зашагала дальше.

Тимур проводил ее разочарованным взглядом. Покачал головой и закинул в рот горстку леденцов.

Костя уже закончил осмотр лица и перешел на 180-сантиметровое плотное и мускулистое тело.

Он находился в отличной форме – не зря куртка была узка в плечах. Потрогал бицепсы, грудь и ноги – тело у него как у актера из голливудского супербоевика. А в кожанке и этом дурацком свитере с громадным сердцем на груди он выглядел романтично и брутально, как советский шпион времен холодных войн.

Воодушевленный, Костя подошел к Тимуру.

– Значит, мы идем в полицию? – спросил он.