Художник шепчет: «Киньтесь в воду,

Киньтесь!»

Пройдите по церквам и площадям,

В садах обильных наберите вишен.

Там под водой набата звук не слышен.

Там пощадят, а здесь не пощадят.

Мир видеть в отражении воды,

И этим жить… Какое небреженье!

В беде – лишь отражение беды.

В искусстве – отраженье отраженья…

1974

Как леденящей твердости стекла

Коснуться лбом сереющего утра,

Увидеть все, что вьюга намела,

Промерзнуть на ветру в пальтишке утлом.

Устало щурить сонные глаза,

Приветствовать медлительность трамвая,

Ловить в себе чужие голоса,

Как драгоценность, ночь перебирая.

И вздрогнуть, заскользив ногой по льду,

И замереть, как вкопанный, на месте,

И стоя у прохожих на виду,

Увидеть сон, где снова с нею вместе…

1974, 2014

В Москве февраль, но снова тает,

Чтобы опять застыть к ночи.

Капель ядреная, литая,

О тротуар весь день стучит.

Снег цвета довоенных фото

Лежит, подошвами примят.

Ворчанье шин. На поворотах

Трамваи старчески гремят.

Сугробы сгорбились вдоль улиц.

Из них, журча, бежит ручей.

Сорвавшись, молнии сосулек

Пугают звоном москвичей.

1974

По наследству об ушедших судим.

Для чего потрачены года?

Что имел и что оставил людям.

Вот и все…

Но если б иногда…

(Нет, я не прошу об воскрешенье!)

Возвращаться к делу своему.

Так отец приходит в воскресенье

К сыну, что живет в чужом дому…

1975

Небытие… Как выглядит оно?

Я думаю о смерти по ночам.

Там, как сейчас, наверное, темно,

И так же, как теперь, часы стучат,

И тело полусном истомлено,

И мысли проплывают в тишине…

Я засыпаю. Смерть ужасна, но

То, что потом, почти не страшно мне…

1975

Я в лес вхожу, как в тайную страну,

Перешагнув крутых корней пороги.

Шумит листва, пни помнят старину,

Росистою травою вяжет ноги.

Седых стволов качающийся скрип,

Органную напоминает мессу.

И если я найду волшебный гриб,

То вызову зеленых духов леса!

1975, 2014

Метро к ночи похоже на Помпеи:

Все в умерших шагах погребено,

Как в сером пепле.

Звуки все слабее.

Здесь неба нет. Немыслимо оно.

Мозаика легла, как тень, на стены…

Здесь кто-то жил когда-то, но ушел…

И щеткой, похожей на антенну,

Уборщица метет античный пол…

1975

На Черной речке белый снег.

Владимир Соколов

1

Вот здесь. У этой речки. На дуэли

Он ранен был.

На Черной речке. Здесь

Барьерами чернели две шинели.

И снег на землю оседал, как взвесь.

А там – курки решительно взводились,

Тропинкою, протоптанной в снегу,

Жить рядом не хотевшие – сходились,

Чтоб верной пулей удружить врагу.

И в правоту свою глухая вера

Сковала насмерть каждую из душ.

И первым был у черного барьера

От ревности осатаневший муж.

Но увидав, как зазияло дуло,

Нацелившись безжалостным зрачком,

Повеса больше ни о чем не думал…

Снег рухнул с веток —

муж упал ничком.

Потом приподнялся, сжимая рану,

И целился, казалось, целый век.

Горд выстрелом, как «Сценой у фонтана»,

Не понимая горького обмана,

Он крикнул «браво» и упал на снег.

Но был его свинец неверно пущен.

Бард шел убить, но волею небес

Смертельно ранен Александр Пушкин.

И еле поцарапан Жорж Дантес.

Великий нежилец на белом свете,

Тобой играл неумолимый рок:

Поэт лежит в Дантесовой карете.

И мчит убийцу пушкинский возок…

2

Поэт прощается, прощает, примирившись,

Уносит силы почерневший день,

А на Фонтанке, у дверей столпившись,

Не верят люди в черный бюллетень.

Рыдает Гончарова в черном платье.

Жуковский шепчет: «Ах, не уберег!»

Разящим словом Лермонтов отплатит

Тем, кто взводил и нажимал курок.

Кому же мстить?

Кавалергардской страсти?

Тем, кто интригу закрутил хитро?

Мстить черной зависти, а может, черной власти?

Но вот уже открыты двери настежь:

Из рук упало вещее перо.

3

Царь приказал. Монарх покоя хочет.

Не волновались горожане чтоб,

В кибитке при жандарме черной ночью.

Был увезен из Петербурга гроб.

Вдова на память вещи мужа дарит,

Плывет над снегом поминальный звон.

Убийца по приказу государя

Навеки из России удален.

О нет, он от раскаянья не спятит,

Разбогатеет и окончит дни

Через полвека – в девяносто пятом

В кругу на совесть плачущей родни.

4

А чернота?

Ее всегда хватало.

Ведь для нее достаточно свинца.

И много очень мягкого металла

Прошло сквозь очень твердые сердца.

Со временем обиды побледнели,

Но давней черной памяти верна

Та речка, у которой на дуэли…

Но и она не потому черна…

1975, 2014

Итак,

я маг, волшебник, чародей

И я могу единым мановеньем

Остановить летучее мгновенье,

Остановить природу и людей: