А средства у нее к существованию — пенсияпятьдесят рублей. И через пару дней, страшно постарев и похудев, она начинаетотбирать мужнины вещи на продажу: пару рубашек поновее, зимние ботинки, пальто…И совершенно невольно думает, что вот за новый костюм, в котором егопохоронили, дали бы в комиссионке рублей сто. Вспоминает, как костюм хорошосидел, как муж пел в нем за столом…

И вдруг с невероятной ясностью ей высвечивает,как муж дает всем по кругу посмотреть лотерейный билет и после аккуратноудвигает его в нагрудный карман пиджака! А перед сном — перед вечным сном!.. —повесил пиджак в шкаф. И больше билет она не видела. И карман этот не проверяла— в нем ведь обычно никогда ничего не было.

Задыхаясь от непоправимости случившегося, онавпервые за десять лет хватает такси и мчится в крематорий. И там ей выдают урнус прахом.

Она обливает прах немыми слезами и везетдомой. Ставит урну на стол и бесконечно на нее смотрит; шепчет и трясетголовой.

А назавтра везет собранные вещи в комиссионку.Высидев очередь на стульях, сдает все на ничтожную сумму. И, сдав, как всеженщины, независимо от возраста, положения и семейных обстоятельств, идетпобродить по этому магазину. Поглазеть на тряпки…

Ну, Апраксин Двор большой, барахла много. Изженских залов она переходит в мужские, мечтает, сколько хороших вещей они моглибы купить, если бы не устраивали никакого праздника с выпивкой, а получиливыигрыш деньгами… а лучше — взяли машину, и продали ее — это тысячи наполторы-две дороже! И свитера теплые, и туфли чешские, и костюмы красивые…интересно, сколько все-таки наш костюм мог тут стоить? А вот как раз похожийвисит…

Смотрит она этот черный костюм… похож, тольконаш был поновее… девяносто рублей. Погодите… ощупывает. Нет, ну точно такой!..Смотрит брюки: она их сама подкорачивала, и ленточки перешивала… ее ленточки!ее строчка! Пиджак: пуговицы она пришивала и укрепляла накрест! Господи…

Дрожащими руками она надевает очки и читаетбирку. Костюм сдан на комиссию в следующий день после похорон.

Не веря себе и происходящему, она запускаетруку в нагрудный карман пиджака и вынимает оттуда лотерейный билет.

Номер она наизусть хорошо помнит. Этот номер.

Продавщица спрашивает:

— Бабушка, вам плохо?

Да сердце что-то… Можно ли посидеть где тут.

Посидела она, отдышалась, упрятала билет вридикюль поглубже. Глаза бессмысленные, на щеках румянец выступил, и улыбкаплавает странная… отвлеченная такая улыбка.

С одной стороны, ей бы теперь с этим билетомбежать подальше от магазина — на всякий случай. С другой стороны, соображение кней медленно возвращается, и она пытается уложить в голове, как же здесь костюмоказался. И это она у продавщицы спрашивает.

Продавщица пожимает плечами — этим занимаетсяприемка, нас не касается; а что? А то, что это костюм моего покойного мужа, вкотором его как раз за день до приемки костюма похоронили.

Кого? В чем? За день до чего? Посетители синтересом прислушиваются, остановились. Продавщица меняется в лице и быстроуводит бабушку в подсобку. Наливает ей воды, сажает на стул и звонит в приемку:поднимитесь сюда быстро, быстренько!

Заходит заведующий приемкой: золотые часы,итальянские туфли, английский костюм. Бабушка повторяет: как это может быть? Оней: невозможно, вы спутали. Костюм советский, импортный? Вот видите:«Ленодежда», расхожий стандарт, да их тысячи таких. Она: ленточки! пуговицы!Хорошо, предлагает, пройдемте посмотрим вместе.

Смотрят: нет этого костюма. Сотня висит, аэтого нет. Видите, говорит заведующий, вам показалось. Вот черный, и вот, ивот… ну? Не этот? Я понимаю, вы в потрясении, такое горе, и вам почудилось… этобывает.

Старушка белеет и пошатывается: понимает, чтоэто был сон наяву, желанный сон… Она лезет в ридикюль — и видит, что лотерейныйбилет исправно лежит на месте!

В полном ошизении, прижимая драгоценныйридикюль к груди двумя руками, чудом не попав под машину, она прибредает домой.Закрывает дверь на все запоры. Проверяет задвижки форточек и задергивает шторы.Думает, прячет урну с прахом в тумбочку и закрывает на ключ. И только послеэтих мер безопасности извлекает из ридикюля сказочный билет, кладет посредистола и придавливает уголком утюга.

И сутки боится отвести от него глаза, чтобы онне исчез. Колет себя булавкой и звонит по телефону всем подряд — здоровается и,услышав ответ, вешает трубку: боится, что она сошла с ума. Убедиться, значит,что ей не чудится.

Через сутки успокаивается в каком-торавновесии, вспоминает — и звонит в милицию: спасибо, не беспокойтесь, билетнашелся.

Следователь: вот видите! Что ж вы, бабуля, этоне шутки — всех взбаламутили! А вам известно, что за ложное заявлениеполагается ответственность перед законом? Где же вы его нашли?

А в нагрудном кармане костюма мужа.

Ну! Что же вы — раньше посмотреть не могли?!

Да как же я могла, он был в магазине.

В каком магазине?

В комиссионном.

Хорошую бы покупочку кто-то совершил, а! Какже вы так невнимательны, сдавая вещи, даже карманы не проверили?

Да я его и не сдавала.

Как? А кто сдавал?

Да я и не знаю.

То есть как?

Да его в этом костюме похоронили.

Что? А?..

Вернее, кремировали.

Подождите, подождите… что-то я не понимаю! Абилет кто в карман положил?

Да он сам и положил.

Так, ясно: тронулась бабка с двойного горя. Ноу следователя свой интерес: дело закрыть. Приезжайте, говорит, забрать вашезаявление.

Она приезжает: показывает билет, хихикает иплачет. Чудо, рассказывать порывается, Господь явил: билет дал в руки, а костюмзабрал обратно. Следователь начинает невольно заинтересовываться: значит, вкомиссионке? В какой? А, Апраксин Двор; знаем такой, знаем… Говорите, висел, апотом из приемки к вам пришли, а потом уже не висел. Так-так; хорошо; возьмите-кавот этот листок и напишите по порядку все, что с вами в магазине было.

Следователь отправляет практиканта в Апраксин:переписать там все имеющиеся в наличии мужские костюмы, подходящие для похорон— кто и когда сдавал, кто принимал. А сам дует прямо в крематорий.