Фокус в том, что когда совписатель становитсяпрофессионалом, он втягивается в жизнь столь специфическую, что скоро абсолютнотеряет представление, как там живет народ, и что там вообще кругом делается.Чтоб публиковаться в издательствах и журналах, получать путевки в дома творчестваи загранкомандировки и вообще держаться на плаву в литературном процессе,необходимо постоянно поддерживать связи в своем клане: пускать пар в свисток.Быть на виду, оказывать услуги нужным фигурам, прознавать важные новости,участвовать во всяких мероприятиях и говорильнях, и все это поглощало полностьювсе время, силы и интересы. А с целью «собирать материал» о жизни «простогонарода» выписывались «творческие командировки» по стране: писателя встречали,поили-кормили, ублажали и возили на экскурсии: пусть посмотрит сочинитель,совесть народная, как доятся рабочие и выполняют план по маслу коровы и быки.

Поэтому в эмиграции совписателю трудно:непривычно. Он ведь, собственно, ничего не знает. Он ведь, собственно, жил внекоем аквариуме, где рыбки жрали самосильно друг друга и воевали за жирногочервячка и сытное место при кормежке.

Вот так один московский письменник свалил поизраильской визе в Америку и там выхлопотал у издательства заказ на роман,обличающий ужасы и агрессивность советского строя. Он с энтузиазмомугромоздился за стол, мысленно упиваясь суммой будущего гонорара в прикиде навсякие хорошие и красивые вещи, и… вскоре с обескураженностью и паникойобнаружил, что об советской жизни не знает вовсе ничего! Ну начисто! А чтознает — то слышал по «Свободе» и «Би-Би-Си». Поскольку все сознательные годы ипрожил в Центральном доме литераторов, устраивая свои дела с коллегами завыпивкой и сигаретой.

Так он блестяще вышел из положения, накатавроман «ЦДЛ», где и изложил все, что ему вообще было известно о советскойдействительности: со злобным весельем и артистической раскованностью свел счетысо всеми личными врагами, наплел сплетен, приврал сорок бочек арестантов — ипошла книга! пошла! Но, как нетрудно предположить, это осталась его единственнаякнига за рубежом: материал жизненных впечатлений был исчерпан досуха.

Вообще деловые люди Невского — фарцовщики,мясники, официанты и парикмахеры: элита! — за бугром вдруг как-то обнаруживали,что они пролетают, и родным ремеслом толком не прокормиться… Вот те и свободныймир… простор для бизнеса, мля!..

И среди прочих, кто свалил перед Московскойолимпиадой в Штаты, был замдиректора Ленплодовощторга. Можно себе представить,каких масштабов фигурой он был в Ленинграде. Золотое дно, миллионные махинации:магнат. Один из хозяев города. Стометровая квартира на Мойке, забитая антиквариатом,белая «Волга», и собачке золотые зубы вставлены. Но — вечно отмазываться,совать взятки, комбинировать с документами, — нет возможностей гению бизнесадля настоящего разворота. И он свалил в страну настоящего разворота.

И в этой бездушной Америке оказалось, что онна фиг никому не нужен. Не требуются этим зажравшимся заразам ни фрукты, ниовощи, ни директора плодовых баз. Ни тебе у них пересортицы, ни дефицита, рынокрабсилы забит профессионалами, а он человек уже немолодой, и его вообще на работуникуда не берут: делать ничего, мол, не умеет… или не больно хочет. И бывшиймагнат, а ныне балда-совок, на свое пособие начинает мрачно пропивать тоску породине: русская ностальгия, классика.

А отношения Америки с Союзом на тот моментпредельно мерзкие, Империя Зла, понимаешь, и один мелкий литагент тутпредлагает ему, среди прочих, написать антисоветский роман: за это вполнеплатят; это требуется. Он — крупная величина был, мозговик, менеджер, насквозьзнает душившую его систему, от которой сбежал под угрозой сибирской каторги:чего ж ему не написать.

Он хватается за это предложение, добиваетсяподписания контракта, как человек деловой, выторговывает аванс — и становитсяписателем!

Он приносит из прокатной конторы на Брайтонемашинку с русским шрифтом, покупает пачку бумаги, и при благоговейной тишинедомочадцев начинает писать роман. Антисоветский. Люто все уже ненавидит.

Пять минут начинает. Час начинает.

Он потеет день, другой, неделю, и попрошествии недели впадает в черную меланхолию, и вдобавок к пособию пропиваетаванс. И не может написать ни единого слова. Не приучен. Профессия другая. Дажекрохотного рассказика не получается. Не сочинитель он, ну фантазии не хватает:другой склад ума. Он всю прежнюю жизнь посвятил вещам конкретным: деньгиворовал, — тут мечтательность, знаете, противопоказана. Замечтаешься — ипожалте в загородку!

Грядет срок сдачи рукописи, звонит литагент:кранты! Не только заработок заодно с писательской славой рухнул — но и авансвозвращать надо! Проеден давно аванс, пропит. «Будет взыскан по суду».

Но литагент тертый, приезжает — спокойноразбираться:

— Слушайте, вы кем работали?

— Заместителем директора Ленплодовощторга.

— Ага. Торговля. У русских не поощряется.

— Не поощряется… Н-но окупается…

— Оу? И крупное дело?

— Еще какое!

— Большие деньги, много людей?

— Еще какие деньги, дорогой мой!.. И каждому —дай!..

— Случались интересные истории?

— Да еще какие истории!

— Вы преследовались советскими властями?

— Упаси Бог! У меня всегда комар носу неподточит!

Агент — недоволен:

— Но вы, наверное, боялись пострадать?

— Да уж инфаркт нажил.

— Могли серьезно наказать? За что?

— За что угодно! За все. Могли вообщерасстрелять.

— Оу? — просветлел агент. — Так какого черта?Пишите книгу о своей жизни и работе. За что могли расстрелять. Посмотрим.

И под угрозой отбирания аванса и впадения вполное ничтожество бывший замдиректора целит неумелым пальцем в клавиши, потеетот умственного усилия и начинает стучать:

«Я приехал в Ленинград 19 июня 1962 года. ИзДнепропетровска. На Витебский вокзал. В 9.32 утра. По телефону К-1-89-90 япозвонил директору овощного магазина № 23 Петру Сергеевичу Амбарцумову исказал, что я от Тимофея Ивановича, Левченко. Он сказал, чтобы я подъезжал, натроллейбусе № 9…»

И далее — с утра до вечера, трудолюбиво искрупулезно, выстукивал он свою биографию во всех нюансах, славный путь отпомощника продавца до замдиректора объединения. Фантазии у него, может,действительно не было, зато память — профессиональная, тверже алмаза.