— Наш зритель этого не поймет, — задумчиворешили итальянцы. — Буржуазная пропаганда внушает, что советские люди нищие, имы должны показать счастливого ученого в расцвете советской науки. — Это былипрогрессивные итальянцы.

Это были настоящие киношники, и в кино упрофессора Тарасюка получилась просторная многокомнатная квартира. Тарасюк записьменным столом — это был кабинет, за обеденным столом — это была столовая,на фоне книг — это была библиотека, у стены с оружием — домашний музей, иТарасюк, сидящий в кресле, в тещином халате и с рюмкой в руке, рядом срасстеленным диваном, — это была спальня. В коридоре с гантелями Тарасюкизображал спортзал. Из кухни выгнали соседей, теща надела выходное платье ивзяла поварешку: это была старенькая мама заботливого сына Тарасюка. Италия —католическая страна, там плохо относятся к разводам, это зрителю не понравится;зато хорошо относятся к матерям, это зрителю понравится.

На закуску они сняли профессора Тарасюка спартизанской медалью, и хором сказали, что такого героя среди ученых они вообщене видели, он — феномен и живая легенда. Правда, Тур Хейердал тоже был парашютисти диверсант, но, кажется, никого так и не убил, хотя был уже совершеннолетним,— а бедному сироте Тарасюку было десять лет: мамма миа! порка мадонна! с умасойти! двадцать восемь фашистов! он убил их за один раз, или за несколько? Этобыли те самые двадцать восемь панфиловцев, да? они читали об этом бессмертномподвиге! Почему Тарасюк не Герой Советского Союза?

— Я был еще несовершеннолетним, — виноватосказал Тарасюк.

— А ваши герои-пионеры?.. — спросилиобразованные итальянцы.

— Только посмертно, — сказал Тарасюк. — Мнепредлагали, но я отказался.

Заговорили об его последней книге по ритуалами традициям рыцарских турниров. Этот труд должен был перевернуть мировую наукуо рыцарстве. Тарасюк не страдал мелкостью замыслов.

И он поволок крепко подпивших итальяшек вЭрмитаж, в самые богатые в мире запасники рыцарского вооружения. Выбралэффектный доспех по росту, под его управлением итальянцы облачили его в латы,застегнули застежки, затянули ремешки и сняли дивные кадры: рыцарь повествует опоединках, подняв забрало и опершись рукой в железной рукавице на огромный меч.

Они таки изрядно все нажрались, и Тарасюк ихутомил беспрерывным ускоренным курсом истории оружия, — они хотели успеть витальянское консульство на прием. А он не хотел вылезать из доспеха — ему в немстрашно нравилось. Короче, они свалили, а он остался один. Вранье, что втурнирном доспехе нельзя ходить пешком — сочленения очень подвижны, а веса внем килограммов тридцать-тридцать пять: сталь нетолстая, просто исключительнойпрочности. У нынешнего пехотинца полная выкладка тяжелей на марше.

Тут и произошла незабываемая встреча, скоторой началась наша история.

…Дальнейшие события разворачивались печально.В половине двенадцатого в Эрмитаже начинает дежурить ночная охрана. Ночнаяохрана — это сторожевые собаки. Обученные овчарки контролируют пустыепомещения. Зарабатывала овчарка — шесть ночей в неделю с полдвенадцатого дошести утра — шестьдесят рублей в месяц. Владелец трех собак жил на их зарплату.

Собак как-то не предупредили о проблеме ссервизом. С лаем и воем, скользя юзом на поворотах, они влетели в запасник.

Ребята из Смольного обрели дар речи и завопилио спасении. Хранительнице было легче — она свалилась, наконец, в обморок.

Бронированный же рыцарь Тарасюк издал боевойклич и взмахнул мечом. Но дело в том, что конный рыцарь надежно прикрыт во всехместах, кроме задницы. Задом он сидит на специальном, приподнятом, боевомседле. А немецкая овчарка двадцатого века в рукопашной несравненно подвижнеенемецкого рыцаря пятнадцатого века. И Тарасюк был мгновенно хвачен зубами забеззащитный зад.

Заорав от боли, он быстро сел на пол, бросилтяжелый меч, и укрытыми стальной чешуей кулаками пытался сидя треснутьпроклятых тварей!

Вот такую композицию и застала охрана имилиционеры. Взволнованные милиционеры защелкали затворами пистолетов, охранавзяла собак на поводки, и вот тогда ребята из Смольного взревели во всю мощьсвоего справедливого негодования: сотрудников обкома мечом пугать! посланцевпартии травить собаками! суши сухари, суки, Романов вам покажет!

Действительно: еще только латные рыцари неустраивали антисоветских восстаний.

…Тарасюка мгновенно и с треском выперлиотовсюду.

Над вспотевшей головой, с которой сняли шлем систлевшим плюмажем, засиял нимб мученика-диссидента: с мечом в руках он охранялдостояние науки и народа от самодурства Смольного!

Легенда обрела завершение и вышла на улицы.

Его не брали на работу никуда: ни в одининститут, даже библиотекарем в районную библиотеку, даже учителем истории ввосьмилетнюю школу. Теща плакала и кормила его грибным супом, и пенсионерскийкусок застревал у совестливого Тарасюка в горле.

Через два месяца он устроился грузчиком наовощебазу, скрыв свои ученые степени и заслуги. Таскал ящики с картошкой и пилс мужиками портвейн на двоих.

Его дипломников и аспирантов раскидали подругим руководителям, и они боялись даже позвонить ему: шел семьдесят пятый год,и лояльные граждане опасались сказать лишнее слово…

Тарасюк озлился. С самого своего партизанскогодетства он был исключительно советским человеком, и все окружающее ему оченьнравилось — что естественно при удачной карьере в любимом деле. Но непосредственноеобщение с пролетариатом благотворно влияет на интеллигентские мозги. За сезонна овощебазе он дошел до товарной спелости мировоззрения, как сахарная свекладо самогонного аппарата: еще немного — и готов продукт, вышибающий искры ислезы из глаз. А главное, без оружия он был не человек.

Он стал читать газеты и слушать вражьи голоса.И писать в редакции и инстанции письма о правде и справедливости. Письмаотличались научным стилем и партизанскими пожеланиями. И в его собственныйпочтовый ящик перестали приходить письма и приглашения из-за границы.

Тут приезжает на очередную говорильнюоружейников немец из Франкфурта, коллега-профессор, и хочет видеть своегознаменитого друга по переписке профессора Тарасюка: что с ним, где он, почемуне отвечает на письма? Все мычат и отводят глаза.