– Сэр, может быть, вы положите эту штуковину, мы все сядем ипопытаемся разобраться спокойно в тех опасностях, о которых вы говорите?Обсудим все…

Профессор саркастически расхохотался в лучших традицияхмелодрамы:

– Нет уж, благодарю вас! Я не мальчик, у меня седина наголове, и жизнь я повидал, как и людей… Стоит вас подпустить, вы тут женаброситесь, отберете у меня бомбу, и все пойдет прахом. Поймите вы, английскийболван, я забочусь о тех тысячах безвинных людей на борту, что обречены насмерть в самой скором времени! Довольно болтать! Позовите сюда этого… не знаю,как он у вас зовется… того, что распоряжается грузами. Пусть ящик с мумиейпринесут сюда, чтобы я убедился, что вы меня не обманываете. Иначе…

Он сделал многозначительное движение тем, что держал вруках, потом снова прижал его к груди обеими руками, так сильно, что коробкадаже чуточку смялась.

– Ну, зовите, зовите… этого, по грузам! – прикрикнулпрофессор. – Видит бог, если у меня не будет другого выбора, я взорвусь кчертовой матери и всех вас прихвачу с собой… – Он запрокинул голову, прикрылглаза. – Боже мой, какова интенсивность эманации, зло едва ли невысвободилось… Вы ощущаете, Михал?

– Да, конечно, профессор, – торопливо подтвердилБестужев, делая крохотный шажок в сторону профессора и с радостью убедившись,что это не встретило протеста. – Вибрации сгустились невероятно… – ещешажок. – Здесь, в безлюдных морских просторах, это чувствуется особенноостро…

Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он прекрасно успелрассмотреть картонку в руках профессора – нигде не видно фитиля, который можноподжечь, шнурка, дернув за который можно вызвать взрыв. Террористический снаряд– вещь давно и хорошо знакомая, не так уж много вариантов приведения его вдействие существует. Там, конечно, может оказаться химический взрыватель,стеклянная трубочка, которая при сильном ударе об пол лопнет и прольет своесодержимое, а уж оно заставит сдетонировать начинку… Но профессор вовсе невыказывает намерений шарахнуть бомбу себе под ноги, наоборот, держит ее так,как скряга вцепился бы в мешок с золотом. Чтобы бросить свою адскую машину сдостаточной для удара силой, ему придется переменить хватку, взять по-другому,а на это уйдут секунды, уж парочка точно… Если там вообще есть бомба…

Он, конечно, мог и ошибаться – и в случае его ошибки всёздесь, в том числе и его самого моментально разметает на мелкие кусочки, так,что и хоронить будет нечего. Однако кое-какой опыт придает уверенности…

– Господа! – звучно возгласил Бестужев, невозбранноделая еще один шаг в сторону профессора. – Я прекрасно понимаю, что мымало соприкасались с помянутым господином профессором тонким миром… Если соприкасалисьвообще… – он придвигался все ближе и ближе. – Но это еще не дает вам правадержаться столь скептически. Позвольте объяснить вам некоторые фундаментальныепонятия, хотя бы кратко…

Есть!!! Он ударил коротко и жестоко, профессор, взвыв отнеожиданной боли, согнулся пополам, разжал руки – но картонная круглая коробкауже была в руках у Бестужева, и тот, держа ее на вытянутых руках, отскочил кзастекленной наполовину фронтальной стене рубки, ухитрившись при этом неушибиться спиной о ближайшее загадочное устройство. Медленно опустился наколенки, с величайшим тщанием, словно вазу из тончайшего стекла, ставя шляпнуюкартонку на отдраенные едва ли не до блеска тиковые доски пола. Видел краемглаза, как моряки кинулись к не пришедшему еще в себя профессору, повисли нанем всей оравой, словно лайки на медведе, – но, не обращая на этовнимания, затаив дыхание, обеими руками решительно поднял круглую картоннуюкрышку, малость смятую.

Внутри лежали скомканные листы газеты – той самой,издававшейся здесь же, на «Титанике». Один за другим Бестужев вынимал этикомки, разбрасывая их по полу… пока не показалось дно. И никакой взрывчатки.

Он выпрямился во весь рост, чувствуя противную дрожь вколенках и слабость во всем теле. Рубашка прилипла к спине так, словно за шиворотему выплеснули кувшин воды. В висках стучало: обошлось… обошлось… Онзажмурился, помотал головой, слыша рядом шумную возню и яростные выкрикипрофессора, уже, пожалуй что, отмеченные некоторым безумием.

Хотелось жахнуть стакан водки единым махом – чтоб отпустило…

Судовой оркестр в просторном курительном салоне играл что-товеселое и легкомысленное, более всего походившее на музыку из незнакомойБестужеву оперетки. Бестужев расположился в том самом укромном местечке за пальмой,где давеча разговаривал с инспектором. Прихлебывал то кофе, то виски из пузатойрюмочки и тихонечко злился – после недавних нешуточных треволнений хотелосьосушить сей сосуд одним духом, тут же заказать новый, а там и еще парочку.Однако подобными манерами он привлек бы к себе всеобщее внимание, оказалось,эти чертовы американцы именно что отхлебывают свое пресловутое виски куринымиглоточками, удивительно, что не кудахчут еще при этом… Приходилось держать себясоответственно обществу.

А впрочем, нельзя сказать, что настроение у него было такоеуж скверное. Дела, смело можно сказать, продвигались успешно. Беднягупрофессора одолели численным превосходством и без лишнего шума препроводили вуединенную каюту, где он сейчас и пребывал в компании судового врача – коемунаверняка рассказывал обстоятельно и пылко об эманациях зла, вибрацияхэктоплазмы, древнеегипетском проклятье и тому подобной чепухе. Бомба оказаласьпустышкой, все целы и невредимы, рулевой вновь взял в свои руки управлениекораблем, движущимся по океанской глади со скоростью едва ли не сорок верст вчас. Луиза, как и следовало ожидать, вскоре принесла в радиорубку телеграмму,адресованную дяде и гласившую: «Неожиданно встретилась с кузенами, больнойчувствует себя лучше, опасений нет». Нетрудно было догадаться, что она прилежносообщала о появлении конкурента – зато Штепанек, надо полагать, проявилдостаточно изворотливости и сумел успокоить спутницу – иначе телеграмманаверняка получилась бы более эмоциональной. Так что и с этой стороны все впорядке.

По размышлении Бестужев не стал укрываться в каюте второгокласса – он просто-напросто спрятал там саквояж с бомбой, а сам остался впервом. Во-первых, следовало на всякий случай находиться поближе к Штепанеку,во-вторых, после короткого совещания с инспектором они сошлись на том, что дляпущей надежности синьора Кавальканти все же следует взять. Дождаться, когда онпопадется на глаза (в каюте его не было), под благовидным предлогом выманить вуединенное местечко, ну, а там все уже пойдет по накатанной, благо и оружие уобоих имеется, и некоторый жизненный опыт общения с такими именно субъектами, идаже наручники принятого в Скотленд-Ярде образца. Не стоит, право же, и далееразгуливать на свободе человеку, непринужденно возящему в багаже адскую машину.Запереть потихонечку в отдаленную каюту, а по прибытии судна в порт передатьнью-йоркской полиции, у которой, по словам инспектора, тоже накоплен немалыйопыт общения с подобными господами. Шайка Кавальканти, неожиданно лишившисьпредводителя, будет пребывать в бездействии, как это обычно в таких случаях ибывает. Самостоятельно они, будучи пассажирами второго класса, не рискнутпроникать в первый для розысков главаря.