Приторно-сладкого голоса, каким она говорила с Ясоном, не было и в помине. Как и ее блестящей самоуверенности. Слова Медеи обрушивались словно обух топора, мрачные, тяжелые, неумолимые, и от каждого удара я истекала кровью.

– Разумеется, он не причинит боли собственному ребенку.

Медея фыркнула:

– Я для него не ребенок. Он использовал меня, как своих воинов, вырастающих из семян, да огнедышащих быков. Как мою мать, которую отослал тут же, едва она родила ему наследника. Может, все было бы иначе, не владей я колдовством. Но к десяти годам я уже умела выманить гадюку из гнезда, убить барашка одним только словом, а другим оживить. Отец наказывал меня за это. Говорил “ты теперь негодный товар”, а на самом деле просто не хотел, чтобы я унесла его тайны к своему мужу.

Я услышала голос Пасифаи, словно она шептала мне на ухо: женщин Ээт никогда не любил.

– Больше всего отец желал сбыть меня какому-нибудь богу-колдуну вроде него самого, да чтоб тот заплатил экзотическими ядами. Но, кроме его брата Перса, таких не нашлось, ему-то отец и предложил меня. Каждый вечер я благодарю богов за то, что этот зверь не захотел меня. Вместо жены у него какая-то шумерская богиня, закованная в цепи.

Я вспомнила рассказы Гермеса – о Персе и его дворце с мертвецами. И слова Пасифаи: знаешь, как мне приходилось его ублажать?

– Не понимаю… – Я и сама слышала, как слаб мой голос. – Ээт Перса терпеть не мог.

– Теперь все иначе. Они лучшие друзья, и, когда Перс приезжает в гости, у них только и разговоров, как бы поднять мертвых да разрушить Олимп.

Я оцепенела, опустела, как зимнее поле.

– Ясон обо всем этом знает?

– Конечно нет! С ума сошла? Каждый раз, глядя на меня, он станет думать о ядах да паленой коже. А мужчина хочет, чтоб жена его была чиста и свежа, как молодая травка.

Неужели она не видела, как отшатнулся Ясон? Или не хотела видеть? Он уже тебя чуждается.

Медея встала, платье ее синело, как гребнистая волна.

– Отец все еще преследует нас. Нам нужно отплыть прямо сейчас и скорее попасть в Иолк. Войскам Иолка даже отец не сможет противостоять, ведь на их стороне сражается богиня Гера. Ему придется отступить. А после Ясон станет царем, и я буду царствовать вместе с ним.

Лицо Медеи пылало. Произнося каждое слово, она словно закладывала камень в фундамент собственного будущего. И все же впервые напомнила мне существо, которое отчаянно цепляется за край обрыва, а коготки уже соскальзывают. Она была молода – моложе Главка в тот день, когда я с ним познакомилась.

Я посмотрела на одурманенного Ясона, спавшего, приоткрыв рот.

– Ты уверена в его расположении?

– Намекаешь, что он меня не любит?

Тон ее тут же сделался резким.

– Он еще наполовину ребенок, к тому же смертный всецело. Ему не понять ни истории твоей, ни чародейства.

– Ему и не нужно ничего понимать. Теперь мы женаты, я рожу ему наследников, и он забудет все это как горячечный бред. Я стану хорошей женой, и мы будем процветать.

Я коснулась ее руки. Кожа Медеи была прохладной, словно она долго гуляла на ветру.

– Племянница, боюсь, ты не все себе ясно представляешь. В Иолке тебя могут встретить совсем не так, как ты вообразила.

Она отдернула руку, нахмурилась:

– Что ты хочешь сказать? Почему это? Я царевна и достойна Ясона.

– Ты чужестранка.

Внезапно я увидела это, отчетливо, будто на картине. Вздорные аристократы ждут, когда Ясон вернется домой, и каждый хочет перехитрить остальных и выдать свою дочь за новоиспеченного героя, чтобы присвоить часть его славы. Но насчет Медеи они будут единодушны.

– Тебя там невзлюбят. Хуже того, станут подозревать, ведь ты дочь чародея, да и сама колдунья. Ты нигде не бывала, кроме Колхиды, и не знаешь, как смертные боятся фармакеи. Они только и станут думать, как бы тебе навредить. Не посмотрят, что ты помогла Ясону. Предпочтут забыть об этом, а то и используют против тебя – как доказательство твоей противоестественности.

Она смотрела на меня в упор, но я не умолкала. Слова выскакивали сами, а выскочив – вспыхивали.

– Ты не найдешь там ни покоя, ни убежища. И все же ты можешь освободиться от отца. Я не в силах отменить совершенных им жестокостей, но в силах сделать так, чтобы они не преследовали тебя больше. Твой отец сказал однажды: колдовству нельзя научить. Он ошибался. Он скрывал свои знания от тебя, но я передам тебе все, что знаю. И когда он придет, мы вместе его прогоним.

Она долго молчала.

– А как же Ясон?

– Пусть будет героем. А ты – нечто иное.

– И что же?

Я уже представила, как мы вместе склоняемся над лиловыми цветами аконита, над черным корнем моли. Я избавлю ее от грязного прошлого.

– Ты колдунья. Ты обладаешь безграничной силой. И только перед самой собой в ответе.

– Понятно, – сказала Медея. – Как ты? Жалкая изгнанница, от которой разит одиночеством? Что, – продолжила она, увидев мое ошеломленное лицо, – думала, окружив себя свиньями да кошками, сможешь кого-то обмануть? Ты и дня со мной не знакома, а уже из кожи вон лезешь, лишь бы меня удержать. Говоришь, что хочешь мне помочь, а кому помогаешь на самом деле? “Ах, племянница, дражайшая племянница! Мы станем лучшими подругами и будем вместе колдовать. Ты останешься при мне и заполнишь мою бездетную жизнь”. – Она скривила губы. – Нет, я не собираюсь заживо похоронить себя здесь.

Беспокойство. В эти дни мной владело лишь беспокойство и легкая грусть. Но Медея сорвала с меня все покровы, и я увидела себя ее глазами: злая, всеми забытая старуха, паучиха, замыслившая высосать ее жизнь.

Вспыхнув, я встала, чтобы дать ей отпор.

– Все лучше, чем выйти замуж за Ясона. Ты слепа, если не видишь, какая он хрупкая соломинка. Он уже от тебя вздрагивает. А вы женаты сколько, три дня? Что же он станет делать через год? Самолюбие движет им, а ты стала лишь средством достижения цели. В Иолке ты целиком будешь зависеть от его благосклонности. А как думаешь, долго она продлится, если его соотечественники примутся кричать, что убийство твоего брата навлечет проклятие на их страну?

Руки ее сжались в кулаки.

– Никто не узнает о смерти брата. Я взяла с команды клятву, они будут молчать.

– Такое не утаишь. Не будь ты ребенком, знала бы это. Отойди подальше – и моряки начнут распускать слухи. За день об этом узнает все царство, твоего дрожащего Ясона станут трясти, пока он не уступит. “Великий царь, не по твоей вине мальчик погиб. Это все она, преступница, чужестранная колдунья. Родича разрубила на куски, так какие еще сотворит злодейства, а может, уже творит? Выгони ее, очисти нашу землю и возьми себе жену получше”.