— Та-ма-ра. Тамара! Очень красивое имя! — сказал Генрих.

— Еще можно так: Томик, Томусик, Тома… Но я эти имена не люблю.

Генрих попытался их повторить, но сконфузился.

— У тебя тоже красивое имя — Генрих. Я знаю, в разных областях тебя могут называть Хайнрихь, Хайнрищ, Хайнрик…

— У тебя глубокие познания в немецком.

— А тебя в честь поэта назвали?

— О да! Моя мать обожает его. Кристиана Иоганна Генриха Гейне.

— Кстати, ты на него похож.

— Ты мне льстишь.

— Вовсе нет. Просто ты более полный, — она улыбнулась, заглаживая улыбкой свою критику.

Он опять поцеловал ей руку и не отдавал минуту, вторую… И смотрел прямо в глаза. Не отводил. Тома не возражала. Ей тоже было приятно. Но самое ужасное, что она тоже чувствовала эту симпатию, какое-то притяжение и ничего не могла сделать… Наконец, она освободила руку и сказала:

— А ты не боишься? Ведь это не просто фарс… он может быть опасным. Шпионские фильмы смотрел? И не вздумай в меня влюбляться!

— Во-первых, как я уже сказал, для меня это не фарс. Во-вторых, все, что с нами случается, происходит по воле Бога. Это точно. Наше знакомство. Наша свадьба… Неужели ты думаешь, что Господь послал бы мне неподходящую жену? А смерти я не боюсь.

— Послушай… Давай не будем вдаваться в философию. Я этот предмет терпеть не могла в университете. Это хорошо, что ты веришь в Бога. Но у нас это непринято… Хоть и церкви стали открывать…

— Все будет хорошо. Вот поверь мне.

— Посиди минут пять тут, а я пойду в машину. Давай ключи. Ты не должен знать, что я делаю. Инструкция есть инструкция.

Она стремительно прошла к машине, приоткрыла багажник, который было приказано держать незапертым, и увидела скомканный пакет из-под сливок, в правом углу еще какой-то пакет, кажется из-под молока и еще просто скомканная газета. Сердце забилось. Внутри каждой посылки был маленький пакетик. Тамара открыла термос, используя спичку, чтобы утопить заусенец. Первая партия плюхнулась на дно. Крышка закрыта. Можно ехать. И тут мимо нее, кашлянув, прошел Юрка. Она чуть не припустила за ним, но вовремя опомнилась. Следующим пунктом назначения был Ганновер.

Всю дорогу молодожены болтали, сравнивая русские и немецкие обычаи. Тома рассказала об обычае воровать невесту и требовать выкуп, гадать под Рождество на суженого, печь блины на масленицу, а потом сжигать чучело масленицы. Генрих сказал, что воровать невесту — такой же обычай и у немцев. Потом жениху подсовывают бородатое чудовище в белом платье, словом, ряженого дружка. А он должен выкупить настоящую невесту пивом. Генрих поведал ей об Октоберфесте, который является традиционным баварским праздником, однако слава о нем распространилась на весь мир, и миллионы туристов ежегодно приезжают в Мюнхен в октябре, чтобы отпраздновать его.

— Мы как раз достигнем Мюнхена к началу праздника, — весело сообщил Генрих. — Эта традиция появилась относительно недавно, кажется, в 1810 году, когда баварский кронпринц Людвиг отпраздновал свадьбу с саксонской принцессой Терезой. Пригласили всех желающих. Празднование затянулось на 5 дней. На следующий год народ решил отпраздновать годовщину их бракосочетания, с тех пор каждый год мы отмечаем эту дивную традицию.

— Здорово! И мы попадем туда?

— Конечно! Приготовься пить пиво и есть знаменитые немецкие колбаски. Знаешь, как там здорово!

Следующим пристанищем был Ганноверский отель «Гранд-Паласт», что в переводе означает большой дворец. Они также оставили открытым багажник на всю ночь и пошли в бар отеля. Весь вечер Тамара чувствовала на своей спине чей-то пристальный взгляд. Когда она внезапно оборачивалась, не находила источник взгляда. И все же, в конце вечера она обнаружила его в самом темном углу бара. Это был Юрка, прятавший лицо за кружкой пива.

Всю ночь Тамара слышала, как Генрих перегруженный пивом, похрапывал на своей половине кровати. Она же, несмотря на выпитое пиво не спала. Ее мозг был на грани нервного срыва. Она чувствовала, что попадает в какую-то зависимость от этого недотепы-немца, супервежливого Генриха с голубым прошлым. Ей это вовсе не нравилось и нравилось одновременно. Но притяжение росло с каждым днем. И то, что ее называли фрау Рихтер, теперь не раздражало, а даже нравилось. И вот, когда она наконец-таки задремала к рассвету, Генрих вдруг проснулся и застонал.

— Что случилось, Генрих?

— Камень. У меня камни в почках. Похоже, один решил выйти. Очень больно.

— Вызвать врача?

— Нет. Не надо. Меня заберут в больницу. Вся наша операция пойдет прахом.

— Нужен коньяк. Он поможет. У отца тоже были камни. Коньяк снимает спазм.

— Здесь в баре, наверное, будет коньяк… Посмотри, — простонал Генрих.

Тамара нашла коньяк и налила псевдомужу полбокала.

— Еще отец парился в горячей ванне, — сказала псевдожена.

— Пожалуйста, сделай мне горячую ванну.

Тамара выполнила просьбу болящего. Генрих выпил еще коньяка и, скрючившись, потащился в ванную комнату. Было видно, какую сильную боль он испытывает. Тамара решила ему помочь. Он, совершенно не стесняясь ее, скинул халат и, опираясь на ее руку, залез в воду. Тамара знала о таком распространенном поведении среди немцев, для которых ничего не стоит раздеться при представителях другого пола.

— Нужно массажировать поясницу и крестец, — сказала Тома, — это снимает спазм и боль. Камень должен выйти.

Она массажировала ему спину, опустив в воду руку. Генрих напоминал ей маленького беспомощного ребенка. Словно это был младший брат Сережа, который сейчас жил в России и учился в мединституте.

— Посильнее. Можешь размять меня?

Она все еще стеснялась смотреть на его голое тело, корчащееся от боли. Но, как могла, растирала ему поясницу и крестец. Он опять застонал и открыл кран с горячей водой. Пар наполнил ванную.

— Чем я еще могу тебе помочь?

— Закажи завтрак в номер. И кофе. Пожалуйста. Больше кофе. Кажется, отпускает.

Через полчаса красный, как рак, он вышел из ванной комнаты, кутаясь в махровый халат.

— Камень вышел. Алмаз. Полсантиметра точно. Смотри!

— Нам нужно ехать.

Тамара смотрела в окно. Он подошел к ней, повернул к себе и поцеловал.

— Ты спасла меня. Я люблю тебя, — шептал Генрих, — ты — мое счастье, моя жена. Моя родная…

У Тамары закружилась голова.

Время исчезло. И пространство. Были только две души, близкие, родственные, любящие. В номер постучали.

— Это завтрак, — сказала Тамара.

— Так быстро?

За завтраком смущенная Тамара все-таки задала свой главный вопрос:

— Мне сказали, что ты — гомосексуалист… Или…

— Это не есть истина. В 10 классе у меня был печальный опыт, как у несмышленого ребенка. Об этом все узнали, включая маму. Так ко мне приклеилось клеймо. Поэтому все родные были несказанно рады нашей свадьбе…

— Это