Ihr goldnes Geschmeide blitzet,

Sie kammt ihr goldenes Haar.

Sie kammt es mit goldenem Kamme,

Und singt ein Lied dabei;

Das hat eine wundersame,

Gewaltige Melodei».

Генрих обнял Тамару и поцеловал. Это был последний миг счастья.

— Эй, вы! — раздался нервный голос Юрия. — Влюбленные! Хоть бы постыдились. И ты, фрау, как там тебя! Тьфу! Я отстраняю вас от задания. Вы должны были ехать по шоссе В-109. А вы тут развлекаетесь! Медовый месяц устроили! Отойди от нее, фашистский выкормыш!

Юрий вытащил пистолет из кармана куртки. Дождь усилился. Небо было явно недовольно накалявшейся с каждой секундой ситуацией. Но Генрих не испугался. Он закрыл собой Тамару и спокойно, но громко сказал:

— Это моя законная жена. Мы на территории ФРГ. Будьте добры соблюдать законы цивилизованного государства.

— Жена? Как ты заговорил, козел! Рожа фашистская! Охмурил девку и рад. Отошел от нее! Быстро!

— Юра! — закричала Тамара сквозь падающую с неба стеной воду. — Оставь его, я иду!

Но Генрих задержал ее и преградил путь. Он нагнулся и взял булыжник с земли. В это же мгновенье раздался выстрел. Генрих обмяк. Рубашка на его груди стала красной. Тамара с воплями кинулась к нему, но железная рука Юрия больно сомкнулась на запястье.

— Где ключи?

Он обыскал карманы Генриха и, несмотря на сопротивление рыдающей Тамары, потащил ее в машину, поливая потоками бранных слов. Тамара впала в оцепенение, она не ощущала ни мокрой одежды, ни синяков и ссадин на руках, ни своих порванных колготок. Все, что она построила в своей голове за последние дни, все эти радужные надежды и мечты рухнули в одну секунду. Генриха больше не было в живых. Она испортила операцию. Все плохо… Плохо… Плохо…

— Где термос? — спросил Юрий.

— Вот, в бардачке, — прошептала она ледяными губами.

Он насухо вытер руки, вытащил термос и открыл его со всеми правилами предосторожности. Потом аккуратно положил внутрь какой-то маленький сверток.

— Ну, если мы опоздаем к следующей гостинице… Я тебя придушу своими руками! И вообще, я отстраняю тебя от операции.

Потом он толкнул Тамару к своей машине.

— Садись живо!

Взвизгнув, машина тронулась по дороге вдоль Рейна. Как только Юрий набрал скорость на повороте вокруг скалы Лорелеи, словно по ее негласному повелению машину развернуло и занесло в сторону реки. Она стремительно перевернулась и в полете упала в воду. Все, что помнила в этой ситуации Тамара, это были термос и дверь. Как учил Костя. Она сжала ручку термоса левой рукой, а правой открыла дверку машины. Потом был удар. Холод. Темнота. Желание дышать. Она вынырнула и поплыла. Она хорошо умела плавать. Термос был с ней. Когда она выбралась из воды, было уже темно. Она различала силуэт горы. Дорога, с которой их снесла колдовская сила Лорелеи, была пустынной. Во рту был привкус крови. Голова раскалывалась от боли. Тело трусила дрожь от ужасного холода. Но холод не давал ей терять сознание. Она какой-то случайно оставшейся в живых частью своего мозга еще осознавала эту реальность.

— Его нужно спрятать. Лорелея мне поможет.

Она подошла вплотную к заросшей растительностью скале и увидела дырку подходящего размера. Избавившись от термоса, она решила найти тело Генриха. Но не смогла. Она больше не ориентировалась в пространстве. Силы оставили ее, и она рухнула прямо на дорогу.

Очнулась Тамара в больнице с капельницей в руке. На ней была голубая пижама. В руке торчала игла с трубочкой, через которую капалось лекарство. Голова не хотела работать. И все же Тамара смогла собраться с силами и увидеть действительность. Она одна в чужой стране, с поддельными документами, а, может, и без них, с травмой головы, уже без Генриха… Об этом лучше не думать. Главное — говорить по-немецки. И тут же вспомнила Штирлица и роды радистки. «А вдруг я уже что-то наболтала?». На голове она ощутила повязку, сделанную в виде шапочки. «Нужно бежать, бежать и побыстрее». Она вскочила с кровати и выдернула иглу. Голова ужасно кружилась, левая сторона тела плохо слушалась. Чувство тошноты то и дело подступало к горлу. «Но это пустяки!». Сердце ныло: Генрих! Пустота и нереальность происходящего выжимали последние капли жизни. Тома больно ударила себя по левой руке. Нельзя. Нельзя паниковать, нельзя терять сознание. Выдрессированная годами в спорте воля вывела ее из состояния шока. Она выглянула в коридор. Было пусто. Она решила найти любую подходящую одежду и обувь. Пропустив несколько палат, она увидела комнату среднего медперсонала. Заглянув внутрь, Тамара увидела куртку, шапку и ботинки. Людей не было. Схватив добычу, Тамара ретировалась в палату и быстро переоделась. Шапку надвинула на нос. Получился парень. Тамара вышла из палаты, стараясь идти ровно. Она взяла мусорное ведро, сбросила в него все буклеты с журнального столика в коридоре и пошла искать выход. «Главное, — говорил ей Костик (как она его прозвала), — не смотри в глаза людям. Будь в своем режиме. Как бы тебе не до кого. Не спеши. Не нервничай. Будь естественной». Эти правила сработали. Она миновала сестринский пост, три этажа и охрану. И вот она на свободе. Это плюс. Большие минусы — отсутствие денег и документов. А также пробитая голова.

Городок был небольшой, но ухоженный. Она спросила у почтальона, где вокзал. Оказалось, что в этом городе нет вокзала и железной дороги. «Село, — пронеслось в голове, — придется голосовать». С детства ей твердили, что ловить попутку опасно. Но когда жизнь