Сашку пришлось оставить дома, впрочем, он не возражал.Савеловская почти в центре города, начинается прямо за парком. Жилых домов тутнемного, в основном офисы и квартиры - одни из самых дорогих. Вот здесь, втихом переулке, дом, где живет Тимур. Я невольно покосилась на его окна. Окнакак окна, жалюзи опущены. Наверное, он все еще в "Шанхае" в окружениисоратников решает насущные проблемы, и на его столе лежит половинка банкноты.Хотя, может, уже не лежит. Что я должна сделать, как поступить? Махнуть в самомделе в санаторий, и пусть тут без меня разбираются. Отличная идея. Только яхорошо знаю, что никуда не поеду и продолжу рыться в чужом белье, Тимур называлэто именно так. Он предпочел бы видеть меня женщиной, которая не рыскает погороду в поисках чужих тайн, а готовит ужин, ожидая его приезда. Но ему неповезло, впрочем, как и мне.

"Можешь ты думать о чем-то, кроме этого сукиногосына?" - возмутилась я и наконец-то увидела дом под номером три.

Все, как обычно, машины, толпящиеся люди, парень у подъездаждал меня.

- Это на втором этаже, - сообщил деловито.

Подходя к квартире, я услышала гневный голос Николаева,нашего с Артемом "большого друга", то есть по-настоящему мне-то донего дела не было, раз он не мой начальник, но Вешнякова стало жаль. Когда этоттип появляется, у Артема начинается нервный тик и мрачные прогнозы о дальнейшейсудьбе, иногда весьма экзотические: к примеру, он видит себя участковым наТаймыре или Диксоне и никаких надежд на вожделенную звездочку. Другу я мысленнопосочувствовала, а еще возник интерес, кого же при брал господь, если стольвысокий чин самолично здесь обретается.

- И чтобы завтра отчет был у меня на столе, - закончил он, ая подумала, может, подождать, когда он отчалит?

Тут дверь распахнулась, и мы с Николаевым столкнулись нос кносу.

- Вот, - обернулся он к уныло взиравшим на мир мужчинам вколичестве трех человек, стоявшим в холле. - Игорь Николаевич уже в курсе. - Ипосмотрел на меня, точно желал сказать: "Я-то здесь совершенно ни при чем".

За что я люблю свою работу, так это за возможностьсовершенно не обращать внимания на подобных типов. Впрочем, дело, конечно, не вмоей работе, а в особом расположении ко мне Деда, а так как Дед у нас и царь ибог в одном лице, господин Николаев ни за что не спросит, какого хрена мнездесь нужно, а поспешит засвидетельствовать свое почтение хозяину и переложитьответственность на плечи подчиненных. Больше всего на свете он боится лишитьсянасиженного места, и хоть знает, что делать мне в квартире нечего, но вопросовне задаст.

Я вежливо поздоровалась и вошла в квартиру, Николаев,подумав, решил остаться.

- Полюбуйтесь, - проворчал он. - Привет из 90-х. Не хватаетнам только бандитских разборок. Работать надо, работать, - назидательно изрекон, мужики во главе с Вешняковым сиротски топтались под его горящим взглядом, втакт словам качая головами. Мой интерес лишь возрос.

- Где главный участник шоу? - полюбопытствовала я.

- Туточки мы, тута, - услышала я Валеркин голос, и он самвозник в боковом коридоре, выходящем в холл. - Герой наш в туалете. Желаетевзглянуть?

Квартира была просторной, к туалету вел тот самый коридор.Николаев не ушел, но предпочел остаться в холле, а мы с Вешняковым отправилиськ Валере. Дверь в туалет была распахнута настежь. На унитазе сидел мужчина вджинсах и голубой рубашке, на ногах домашние тапочки. На шее петля, конецверевки продернут через крюк, торчащий посередине стены. Голова чуть свесиласьнабок, руки сложены на коленях ладонями вверх, такое впечатление, что онпредлагает нам некую вещь, вот только руки были пусты.

- Ну, как тебе? - спросил Вешняков, тихо косясь в сторонухолла, где ожило начальство.

- Я уехал. Чтобы завтра...

Дослушивать мы не стали, но с облегчением вздохнули, когдаза Николаевым закрылась дверь.

- По какому случаю гневаться изволят? - спросила я.

- Очень ему хочется, чтоб дядя сам удавился, - веселосообщил Валера, его хорошее настроение даже самый большой чин не в состояниибыл испортить. Работал он за идею, карьера его вовсе не волновала, а специалистон от бога, так что давно взял за правило на начальство плевать. Начальствоуспело привыкнуть и на поведение Валеры смотрело сквозь пальцы. Я еще развзглянула на труп.

- Что за крюк? - кивнула головой в сторону стены.

- Постер висел, симпатичный такой. - Валера рукой врезиновой перчатке подергал крюк, тот едва держался в стене. - Самаянеподходящая штука для того, чтобы свести счеты с жизнью.

- Да уж, - согласилась я.

- Ага, - кивнул Валера. - Но даже если бы крюк был покрепче,сломать себе шею в таком положении у дяди не хватило бы сил. А шея-то сломана.

- Убийство? - задала я вопрос.

- Сто процентов, и без экспертизы ясно.

- А что за причина у Николаева впаривать самоубийство?Раскрываемость никуда не годится?

- Раскрываемость на высоте. Сам дядя его тревожит.

- Кто такой?

Тут подал голос Артем. Все это время он удрученно смотрел наменя, стоя рядом.

- Григорий Седов, больше известный как Седой.

- Что, очень известный? - усмехнулась я, а он пожал плечами.

- В определенных кругах.

А я головой покачала.

- Надо же.., на ловца и зверь. Слышала я на днях это имя отодного паренька. Помнится, рассказывала тебе об этом в приватной беседе, нотогда он тебе, как видно, знаком еще не был.

Артем недовольно поморщился.

- Просто не хотел, чтобы ты лезла, куда не просят.

- А сейчас хочешь? - съязвила я.

- И сейчас не хочу. Да приходится.

- Не скажу, что очень толково, ну да ладно. Значит,известный в определенных кругах. - Теперь слова Николаева о бандитскихразборках стали понятны. Наш город славился тем, что в благословенныедевяностые мог похвастать относительной тишиной, и кое-кто, к примеру, тот жеВешняков, считал, что сие во многом благодаря Тагаеву, который в определенныхкругах тоже хорошо известен под милым прозвищем ТТ. На заре туманной юности онподмял под себя многочисленные группировки, которых развелось, как бездомныхкошек, и диктовал им свои условия, так что по большей части обходилось безстрельбы, народ предпочитал между собой договариваться. Тимур смуты не терпел икарал за самодеятельность правых и виноватых, за что менты к нему в нашемгороде относились если не с большой любовью, то, безусловно, с некоторой долейуважения. Он, в свою очередь, старался им работы не прибавлять, и оттогоуживались они вполне мирно.