– Отравилась? Я? – Маша с удивлением смотрела на него. – Нет. А почему тоже? Кто-то еще отравился?

– Катя. Ее тошнит. Ей очень плохо, я уложил ее спать.

– Странно, – сказала Маша. – Утром прыгает, как зайчик, и поет в ванной, а вечером ей плохо.

– Ничего странного. Болезнь всегда наступает внезапно.

Иван почувствовал, что Машины слова его задели. В самом деле, сколько можно терпеть эту конфронтацию!

– Послушай, доча. – Иван положил ей руку на плечо. – Мне не нравится, что вы с Катей не ладите.

– Ты уже это говорил. – Маша дернула плечиком и осторожно ускользнула от руки Ивана.

– Говорил и буду говорить. Пожалуйста, я прошу тебя. Ты старше, у тебя ребенок. Муж. Ты должна понять.

– Да все я понимаю, пап. Просто… ты хочешь, чтобы я относилась к ней как к девочке. Но я, прости, не могу. У нас слишком маленькая разница в возрасте.

– Да, это так. – Иван вздохнул. – И все-таки я тебя прошу…

– Ладно. – Маша быстро чмокнула его в щеку. – Не расстраивайся. Все хорошо.

Ивану вдруг показалось, что он слышит Катин голос. Зовет его? Что-то нужно? Или тошнит сильнее?

– Прости. – Он бросился в комнату.

В углу в темноте горел экран мобильного. Катя сидела на диване, лица ее было не видно.

– Ты… ты с кем-то разговаривала? – спросил ее Иван.

– Нет. Просто время посмотрела.

– Я слышал, как ты что-то сказала. Думал, ты меня зовешь.

– Тебе показалось. – Катя спрятала телефон под подушку.

– Хорошо. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. – Тон у Кати был чужим и отстраненным.

Иван ощутил, как сдавило виски. Врет! Она врет, обманывает его. С кем-то говорит по телефону, одна, в темноте. Это не может быть Ахметьева с требованием арендной платы, с ней покончено. Кто же тогда?

– Будешь спать? – стараясь говорить спокойно, спросил Иван.

– Да, пожалуй. – Катя снова отвернулась к стенке, давая понять, что разговор окончен.

Иван вышел. Руки у него дрожали, во рту появился противный привкус. Маша права! Он старый осел, Катя вертит им как хочет, а главное, что-то скрывает от него. Что, если все-таки у нее есть мужчина? И именно к нему она ездила на выходные, а вовсе не к подруге на дачу? Но неужели можно так умело притворяться, имитировать нежность, страсть?

Иван почувствовал, как его неудержимо тянет принять заветные сто грамм. В кухне в верхнем шкафчике должен быть коньяк. Иван замаскировал его за пакетами с крупами, Маша вряд ли туда совалась. Он быстро зашел в кухню, воровато оглянулся и пошарил в полке. Бутылка была на месте. Иван глотнул прямо из горлышка, почувствовав, как разливается по жилам блаженное тепло. Подумал и глотнул еще.

– Папа! Ты что это? – Маша стояла на пороге и смотрела на него с изумлением. – Ты ж вроде не пьешь уже давно.

– Прости, доча, не серчай. – Иван улыбнулся, с удовольствием отмечая, как отступает тревога, сменяясь приятной легкостью. – Устал. С устатку это.

– Ну-ну, – саркастически произнесла Маша.

– Ништяк, доча. Я капельку. Самую малость. – Иван снова глотнул.

Маша поморщилась, как от боли. Он поставил бутылку обратно на полку и нетвердой походкой отправился в комнату.

Присел на диван, потормошил Катю.

– Эй! Ты спишь?

Она не отвечала.

– Спишь, значит, – пробормотал Иван, чувствуя, как вокруг все плывет и шатается.

Длительное воздержание от алкоголя сыграло свою роль – он быстро захмелел. Все волнения и переживания отодвинулись куда-то на задний план, его одолевали сонливость и апатия. Иван долго раздевался, неловко стаскивая одежду непослушными руками, а раздевшись, залез под одеяло и тотчас уснул. Во сне ему казалось, что Катя рядом снова разговаривает по телефону, отвернувшись от него и прикрыв рукой динамик. Иван пытался вслушаться в то, что она говорит, но не мог. Его штормило, диван покачивался, и он опасался, что вот-вот съедет на пол. Потом Катя умолкла, диван принял устойчивое положение, и Иван провалился в темную пустоту…

Наутро он встал с адской головной болью и в совершенной прострации. Надо было ехать на работу, но сил никаких не было. Иван позвонил на фирму и сказался больным. «Один день сойдет», – решил он. Тем более Катя себя неважно чувствует. При мысли о Кате Иван тотчас вспомнил вчерашний вечер, ее таинственный разговор по телефону. Ему снова стало не по себе. Он оглядел спящую Катю, по своей любимой привычке укутавшуюся в одеяло с головой. Несколько секунд прислушивался к ее ровному дыханию, затем, воровато озираясь, потихоньку вытащил ее телефон из-под подушки, хотел зайти в контакты, но экран оказался запаролен.

Вот те раз! Зачем Кате пароль на телефоне? Что она хочет от него скрыть? Тут же Иван стал уговаривать себя, что телефон у Кати давно и пароль стоит там с того времени, когда они еще не были знакомы.

Он с трудом поднялся с постели. Голова кружилась, во рту был сушняк. Самое милое дело было сейчас опохмелиться, опрокинуть стопку коньячка. Но Иван представил себе Машино лицо, ее глаза и твердо решил обойтись другими средствами. Он вышел в кухню, сделал себе крепкий кофе, пару горячих бутербродов с ветчиной и сыром, поел и прилег в гостиной, распахнув настежь окно. Мысль о том, что Катя может ему изменять, не давала Ивану покоя. Он сам себе был смешон – эдакий Отелло в возрасте, потерявший разум от страсти к юной Дездемоне. Однако он не мог отделаться от ощущения, что Катя что-то скрывает от него. Загадочные звонки с возвращением квартиры не прекратились, настроение ее меняется по сто раз на дню, что-то гложет ее, это факт. И это точно не доставучие арендаторы и не капризное вдохновение.

От кофе и холодного морозного воздуха, рвущегося в окно, Ивану стало немного легче. Голова почти прошла, утихла противная дрожь в руках. И как он раньше напивался вдрызг почти каждый день? Нина терпела его пьянки, на работе ждали, пока он неделями приходил в себя после очередной отключки. Нет, сейчас такое невозможно, ему нужны деньги, много денег. Он собирается жить на полную катушку, жениться на Кате, сделать так, чтобы она ни в чем себе не отказывала. А главное, он нужен ей трезвый, сильный и здоровый. Если вообще нужен…

Иван постарался прогнать темные мысли.

– Доброе утро, Вано! – Свежее, сияющее личико Кати склонилось над ним.

Елки-моталки, он не заметил, как задремал.

– Какая у тебя холодрыга. – Катя поежилась и поплотней запахнула на груди легкий шелковый халатик. – На улице минус пятнадцать, а ты окошко открываешь.

Иван и сам чувствовал, что замерз. В носу неприятно свербело, как перед простудой. Он встал и захлопнул окно. Катя сладко потянулась и спросила:

– Ты почему на работу не пошел?