— Все, кадет, абзац… — внезапно проговорил он. — Их передовой отряд мы шуганули, а теперь держись… атака будет только одна.

Из этого монолога ясно следовало, что времени с того момента, как он потерял сознание, прошло порядком. Армия инсектов успела подтянуться к подножию гор и теперь перла на перевал.

— Ну вот и все… — сержант сунул бинокль в чехол. — Время умирать… — он поправил сбившийся на бок коммуникатор: — Лейтенант, вижу группу по центру позиции. До двух сотен бойцов. Смотри, сейчас они выползут прямо на тебя!

* * *

Лейтенант Войнич сидел в отдельном окопе, чуть позади основной траншеи, между капониром, отрытым для бронемашины, и позицией сорокамиллиметровой автоматической пушки, которую сняли с разбитого вертолета и, укрепив на самодельной станине, превратили в легкое полевое орудие.

Стрельба на левом фланге утихла, и после доклада Хлудова все внимание лейтенанта переместилось в центр, на уходящую за поворот дорогу.

Позиция взвода была откровенно удачной. Два километра узкой горной дороги просматривались как на ладони. Фланги отряда были прикрыты отвесными скалами и непроходимым лесом, поэтому Войнич не очень переживал за окопавшихся справа и слева кадетов. Главный удар, хотят того инсектовские командиры или нет, придется именно сюда, в самый центр хорошо укрепленной позиции…

Вдалеке от поворота горной дороги вдруг донеслись частые хлопки, и за ними вдруг накатил душераздирающий вой. Еще секунда — и по пологому склону частой россыпью поползли разрывы.

Инсекты учились военному ремеслу с удивительной сообразительностью — двадцать лет назад они использовали в основном легкое стрелковое оружие, а теперь по позиции взвода били минометы.

— Пост—два, где эта чертова батарея?

В коммуникаторе что-то щелкнуло.

— Наблюдаю по вспышкам, квадрат пятнадцать, сразу за высотой пять—девять… — скороговоркой отозвался выдвинутый на вершины скал пост.

«Черт, сейчас хотя бы одну „Кобру“…» — с тоской подумал лейтенант.

Новая волна душераздирающего визга накатила с небес, и разрывы заплясали уже в тылу, за линией траншей, едва не накрыв капонир.

Решение нужно было принимать немедленно. Пристрелочные залпы окончились, и следующий неизбежно накроет позицию взвода.

— Пост—два, обезвредить батарею!

— Понял… исполняю.

Голос корректировщика чуть дрогнул. И он, и лейтенант — оба понимали, что означает этот приказ.

Наблюдательное гнездо было оборудовано на выступе скалы, как раз на равном расстоянии между сосредоточившейся у холма ударной группой инсектов и невидимой отсюда линией траншей.

Небольшой скальный выступ — два на три метра — был открыт всем ветрам. Отвесные стены вокруг исключали возможность быстрого и незаметного отступления.

— Давай, Эрни, мы тебя прикроем, — раздался в коммуникаторе наблюдателя осипший голос Войнича. — Я вывожу бронемашину…

Это были пустые слова.

— Оставь, лейтенант. Делай свое дело. Держи перевал. Будем живы — свидимся…

Седоусый ветеран снял дугу коммуникатора и бережно отложил ее в сторону. Даже невооруженным глазом он видел, как суетятся инсекты возле трех многоствольных станин. Не меняя позы, он нашарил рукой теплый приклад снайперской винтовки, притянул ее к себе и приник к окуляру прицела.

Сухие винтовочные выстрелы, словно щелчки пальца по плотному листу картона, прозвучали над головами двигавшихся по дороге отрядов.

На позиции минометной батареи инсект, уже занесший оперенную мину над черным зрачком нацеленного в небеса короткого ствола, вдруг взмахнул руками, уронив свой смертельный груз, и как подкошенный рухнул на землю, забившись в конвульсиях.

Его агонию прервал оглушительный взрыв, от которого содрогнулись скалы — очередная пуля, выпущенная из снайперской винтовки, ударила в раскрытый ящик с боекомплектом…

Над пыльной дорогой раздался вырвавшийся из сотен хитиновых жвал злобный, разочарованный скрежет. Часть инсектов, подчиняясь неслышимой для человеческого уха команде, бросилась в сторону скального выступа… Звон спущенных арбалетов слился с треском взрывов, и в том месте, где засел человеческий снайпер, в небо полетел огонь и щебень…

Высокий, худой инсект, облаченный в варварское подобие доспехов, выбросил в сторону перевала свою конечность в злобном немом жесте.

Вырвавшись из-за холма, орда наступающих отрядов, словно черная лавина, бегом ринулась на траншеи…

Навстречу движущейся армии ударило оглушительное стаккато автоматической пушки, в ответ сухо и нестройно затрещали трофейные автоматы, и вновь жалобно взвизгнули разряженные арбалеты.

Инсекты падали, скошенные огнем, но живые в безудержном порыве продолжали бежать, и их было слишком много…

Наступал полдень — жаркий, злой и кровавый.

Рассвет в горах начинался пением птиц. Первые лучи налитого багрянцем светила упали на склоны горных хребтов. Кристально-чистый утренний воздух был влажен и свеж, но в нем все еще присутствовал запах гари от бушевавших всю ночь пожаров. По ложбинам тянулись полосы утреннего тумана. Он плыл, как легкий, невесомый саван, пряча под собой страшные последствия вчерашнего боя, словно сама природа пыталась скрыть нанесенные ей раны, завешивая их от постороннего взгляда этими недолговечными, эфемерными одеждами.

Высоко в небе парило несколько крупных птиц. Они лениво скользили в восходящих от земли воздушных потоках, расправив широкие перепончатые крылья, и их большие, налитые кровью глаза были устремлены вниз.

Падальщики терпеливо ждали, пока лучи солнца растопят зыбкий туман. Инстинкт подсказывал им, что сегодня они не останутся голодными.

Туман плыл над перевалом, гонимый легкими дуновениями ветерка, и в его прорехи то и дело попадали участки обожженной, развороченной земли, оплывшие от взрывов, окруженные глубокими оспинами воронок траншеи, вздыбленные взрывом бревна блиндажа, дверь которого, навылет пробитая осколками, поскрипывала на ветру, чудом удерживаясь на одной петле…

Все возвращалось на круги своя.

Пройдет немного времени, и жадные до жизненного пространства молодые побеги растительности затянут позицию погибшего взвода, земля залечит свои раны, и жизнь будет продолжаться…

Этим утром наступления рассвета ждали не только птицы. Был еще один сорт своего рода падальщиков, которые никогда не отказывались попировать на останках чужих жизней.

Этими существами были бродяги-мародеры, словно стая шакалов следовавшие за армией инсектов. Они относились к тому же роду, что и ушедшие вперед на человеческие равнины воины, но вместо того, чтобы с фанатичным упорством совершать исторический поход, они довольствовались малым, словно были тенью, бледным подобием своих сородичей.