Первым на перевал поднялся одинокий инсект, облаченный в какие-то жалкие лохмотья, из-под которых торчали фрагменты бледного, выцветшего и поцарапанного хитинового панциря. Он опирался на длинную суковатую палку, которой то и дело ковырял попадавшиеся ему в изобилии разбросанные по земле предметы.

Пройдя мимо перевернутой набок бронемашины с изрешеченным снарядами бортом, он остановился, с вялой заинтересованностью разглядывая рифленый обод огромного литого колеса. Существу явно не понравился запах плавленой резины… инсект фыркнул, с шумом выпустив воздух из ороговевших носовых отверстий, и поплелся дальше.

Дойдя до извилистой линии траншей, он замер, озираясь по сторонам. В тусклом взгляде выпуклых фасетчатых глаз не было ни злорадства, ни торжества победителя, ни жалости. Этот представитель расы насекомоподобных существ вел практически полуживотный образ жизни. Все, что еще заботило старого инсекта, — это кусок пищи да, может быть, некоторые полезные и красивые вещи, которые он мог бы впоследствии обменять на еду.

Встающее над горами солнце уже поднялось достаточно высоко, его лучи начинали заметно припекать. Инсект беспокойно огляделся. Скоро тут должны были появиться конкуренты в виде крикливых, жадных птиц и других, похожих на него, оборванцев, которых он обогнал на пыльной, ведущей к хребту дороге.

Немного потоптавшись на месте и, очевидно, приняв какое-то решение, существо спустилось в траншею и пошло по ней, внимательно исследуя торчащие из-под оплывшей земли предметы.

Подобрав пару пустых патронных цинков, разбитый электронный бинокль, саперную лопатку с перерубленной осколком деревянной рукоятью, он заглянул в развороченный взрывом блиндаж и поплелся дальше, пока не уперся в тупик.

Дальше громоздились выветренные скалы, а вниз по склону сбегала свежая, еще курящаяся легким дымом гарь.

Инсект, озадаченный такой скудостью добычи, присел на корточки, внимательно рассматривая пространство квадратной, наполовину засыпанной землей и камнями стрелковой ячейки, один край которой был полностью срыт. На том месте, где раньше возвышался бруствер, сейчас зияла вытянутая воронка неправильной формы. Из-под осыпавшейся земли торчал треснутый пластиковый приклад автоматической винтовки и человеческая нога, обутая в высокий шнурованный ботинок…

Этот ботинок очень понравился инсекту. Он нагнулся, пытаясь сдернуть его с ноги, но тугая шнуровка голенища не позволила так просто овладеть добычей.

Присев на корточки, инсект, кряхтя, устроил шумную, но достаточно бестолковую возню. Конструкция человеческой обуви явно не входила в сферу его познаний, однако насекомоподобное существо после двух минут бесплодных усилий сообразило, что у этого приглянувшегося ему предмета обязательно должна быть пара, в которую обута вторая, скрытая под оползнем нога.

В ход моментально пошла саперная лопатка с обломанной ручкой. Инсект, явно не приученный к долгим физическим усилиям, пыхтел и присвистывал, отгребая комья земли, из-под которых вдруг показалась судорожно сжатая рука, плечо и край кевларового бронежилета.

Оборванный мародер даже крякнул от удовольствия. Такая возможность пополнить свой гардероб была верхом его скудных мечтаний. Охваченный азартом старателя, он глубоко вонзил штык саперной лопатки в рыхлую землю…

…Сквозь черную, звенящую муть беспамятства Антон почувствовал тупой удар в лицо и резкую боль. Затем кто-то настойчиво подергал его за ногу… Необъяснимая тяжесть давила на располосованную спазматической резью грудь. В ушах стоял протяжный звон…

Потом ощущения стали меняться. Антон все еще балансировал на грани между абсолютным мраком и робкими проявлениями действительности, когда его разум, уже в который раз за последнее время, воспринял чужой мысленный образ.

Это было забавно и одновременно страшно — увидеть чужими глазами собственную ногу, торчащую из земли. Антон смотрел на свой шнурованный ботинок и испытывал при этом отчаянное вожделение…

Потом на него вдруг навалилось мерзостное прозрение. Кто-то стоял над ним, страстно желая раздеть полузасыпанное комьями земли тело…

Он дернулся, стараясь сбросить тяжесть с груди, и свет внезапно пробился в его сознание вместе с ощущением рези в засыпанных землей глазах…

…Инсект отпрянул, ошарашенный и испуганный, когда груда осыпавшейся на дно окопа земли внезапно зашевелилась. Он попятился, охваченный недобрыми предчувствиями, глядя, как наружу выпросталась рука, испятнанная запекшейся на пальцах кровью, а потом и голова с безумными, широко раскрытыми глазами.

Человек привстал, стряхивая с себя землю, потом бессильно привалился к стенке окопа, мучительно закашлявшись…

Это был хороший момент, чтобы броситься наутек, но инсекта погубила жадность.

«Может быть, все-таки умрет?» — с надеждой подумал он, наблюдая за судорожными движениями полумертвого солдата, которого теперь, похоже, выворачивало наизнанку…

Потом бежать уже оказалось некуда.

Двуногое существо внезапно подняло голову, и его мутный взгляд нашарил в узком пространстве окопа расплывчатую фигуру насекомоподобного мародера.

«Вот хрен тебе…» — проникла под хитиновый череп инсекта злая, ожесточенная и совершенно непонятная ему мысль.

…Антон разогнулся и, пошатнувшись, встал, стараясь удержать эту мерзкую тварь в расплывающемся фокусе зрения. Не потому, что его так сильно интересовал оборванный и насмерть перепуганный инсект, а лишь затем, чтобы не погасить в себе капризную искру сознания.

«Шевельнешься — убью…» — как можно отчетливее подумал он, глядя на раскачивающийся перед глазами смутный образ.

В этот момент он не был способен обидеть даже котенка, не то что кого-то убить, но эта злая, ясно переданная мысль буквально пригвоздила инсекта к стенке окопа.

Никто из них — ни Антон, ни инсект — так и не понял, что этот миг был историческим. Впервые на Деметре человек и насекомообразное существо успешно общались друг с другом…

Мир кружило и шатало. Антон едва держался на ногах, все тело казалось переломанным, и в голове по-прежнему стоял протяжный, иссушающий звон, похожий на бесконечный отголосок того взрыва, что милосердно погасил его сознание, когда уже не было ни сил, ни патронов, ни надежды…

Не обращая внимания на вжавшегося в стенку окопа инсекта, он сел на кучу осыпавшейся земли.

Едва оторвавшийся от горизонта багровый шар солнца медленно карабкался в ясные лазурные небеса.

Наступал новый день… Ему было страшно поднять голову и окинуть взглядом позицию взвода.

Пять часов они держали перевал…

Пять часов безумная смерть плясала вокруг в бешеном танце разрывов… Перед последней атакой их оставалось всего трое…

Он вспомнил, как инсекты внезапно прекратили свой бешеный натиск. Они боялись. Подтянувшиеся на смену минометной батарее катапульты долбили развороченные позиции самодельными бомбами, а они хоронили своих мертвых…