Ладьёр выглядел не лучшим образом. Чувствовалось в нем какое – то напряжение.

– Времени у нас не так много, поэтому придется делать все сразу.

– Что именно? – Катя заволновалась.

Вчера, когда она попыталась расспросить его о процедуре изучения языка, Дьён обмолвился, что все займет не больше получаса гипнотического сна. Катя теоретически могла себе это представить и решила что это недолго и практично. А теперь вдруг выясняется, что времени нет.

– А…Э… Мы что уже подлетаем?

Рука Дьёна, которой он регулировал прибор дрогнула, но ответил он ровно.

– Не волнуйся. Да, мы на подлете, но все успеем.

– Хотелось бы поточнее.

– Возможности твоего мозга несколько отличаются от того, к чему привыкли мы, поэтому мне придется снять кое – какие блоки. Кроме этого первичная дезинфекция и иммунизация. Но это стандартные процедуры и их можно провести во время гипносна.

– Ну, хорошо. А интересно, какая она? – Тут прибор завибрировал, Катя невольно улыбнулась, расслабляясь. Ее как будто затягивало внутрь кушетки, тело казалось невесомым, а мысли летящими…

– Кто?

– Ну… Ладьё… Уже скоро увижу…

– Спи.

* * *

Дьён внимательно посмотрел на землянку. Нет, он ни о чем не жалел, хотя пришлось решить моральную дилемму.

Ладьёры давно научились снимать нейроблоки, поэтому, собственно, основная сложность при первичном контакте с другими расами состояла именно в дешифровке, идентификации и разработке адекватных языковых моделей. А Дьёну именно это было очень интересно. Еще во время обучения он много работал с другими языками. И практически все задачи ему решать удавалось. Но тут он столкнулся с чисто технической, можно даже сказать, ерундовой проблемой, к которой оказался совершенно не готов. Этому его не учили. Потому как ладьёры либо контактировали с расами, уже разработавшими свои методы быстрого освоения принципов коммуникации с чужаками, либо в случае непредвиденных контактов, как сейчас с землянами, полагались только на свои умения. Осваивали чужой язык, а своими знаниями не делились. Теперь Дьёну предстояло применить ладьёрскую модель к неподготовленному мозгу землянки. И он остро жалел, что рядом с ним нет ни Сабо, ни Анталя, ни Табори. Ему хотелось поделиться с кем – нибудь своим научным нетерпением и разделить восторг от решения задачи. Хотя он понимал, что его восторги преждевременны, но ничего не мог с собой поделать. Он хотел, чтобы все получилось и ждал этого… Ну и волновался, разумеется.

Модель, над которой он работал почти всю ночь, получилась красивой. Понятно, что он использовал свои предыдущие наработки, но все равно не ожидал, что из урезанной версии ладьёрского языка получится слепить что-то настолько гармоничное. «Надеюсь, то, что получится, мне понравится… Блоки все равно придется снимать…» Дьён боялся, что после гипносна землянке станет плохо и даже собирался все отменить. Думал просто вколоть Кате иммунный преобразователь и провести общую дезинфекцию организма. Согласно записям Талин первичная дезинфекция была проведена регенератором еще на Земле. Но стоило перестраховаться. А вопрос с языком оставался открытым, до тех пор пока Дьён не придумал Катю до планеты, а точнее до медлаба в космопорту Гьёньёрю не будить. Во время обучения у него был только общий курс по нейрофизиологии, когда курсантов как раз и знакомили с ладьёрскими достижениями в сфере изучения мозга и раздвижению границ его использования, и насколько Дьён помнил, даже во время первых экспериментов при тогда еще несовершенных технологиях, пострадавших не было. Но испытуемые были ладьёрами, а что будет с землянкой, Дьён прогнозировать даже не пытался. Поэтому языковую модель он решил внедрить, а вот возможные проблемы со здоровьем оставить на откуп ладьёрским медикам.

«Может, стоило ей рассказать?» – думал он, украдкой поглядывая на Катю, которая расслабленно лежала на кушетке. – «Да нет… Вот если бы я решил выучить чужой язык, такая ерунда, как головная боль меня бы вряд ли остановила. А если учесть то, что ее реакции мне пока с трудом удается предугадывать, то я все сделал правильно. Она ничего не заподозрила и спокойно заснула. Аж завидно!» – Дьён тяжело вздохнул и вышел из медлаба.

* * *

«Итак, ладьёры. Они похожи на нас. И внешне и по мышлению. Насчет физиологии пока данных нет. Голыми я их не видела. А провести полномасштабные исследования не представляется возможным. Но необходимо учитывать, что наличие одних и тех же внешних признаков не говорит о внутреннем сходстве. С каждым днем у меня возникает все больше вопросов. Например, к чему они стремятся? Пока в непосредственной близости я имею возможность изучать только один объект, и на первый взгляд, большинство его поступков продиктовано познавательным интересом, но даже в этом он отстраненно – холоден. Эмоциональный пофигист. Он делает то, что должен! Хотя нет, не только… Например, он всячески старается облегчить мое существование. Но я не понимаю его мотивов. Это его представления о моем удобстве? Его желание сделать мне хорошо? Или некие культурные особенности, касающиеся уважения забредших в твой дом гостей? Да, на корабле я гостья, а не пленница. Разговоров о выкупе, отработке, да и вообще о том, что я что-то должна – нет. Но изучать меня будут. Надеюсь, такие же как Дьён. Пока он довольно корректен. Интересно, все ли ладьёры такие адекватные и хладнокровные? Или это вообще дань традициям? Татуировка на запястье. Возникает ощущение, что это не единственный подобный элемент их культуры. Может, стоит спросить о его верованиях? Но если честно, я боюсь. Боюсь разочароваться. В наших книгах по истории развития цивилизаций всегда четко писали, что традиции и условности – свойство первобытных племен, которые пытаются упорядочить свою жизнь, не рискуя полагаться на себя, и создавая видимость безопасности. Туда же относятся и верования. А если я у него спрошу и выяснится, что ладьёры поклоняются какой-нибудь мудрейшей голубой черепахе, тогда что? Нет, к таким ответам я пока не готова. Пусть все идет своим чередом. Может, именно поэтому я и не задаю вопросов, на которые нужно отвечать длинно и развернуто. Я не знаю, насколько то, с чем я столкнусь, будет соответствовать земной культуре и моим представлениям о правильности. Пока могу уверенно судить только о трудовой деятельности ладьёра(ов), что же касается досуга, то тут тоже одни вопросы. Несколько раз я неожиданно нарушала одиночество объекта. Ничего необычного, точнее выходящего за рамки повседневной необычности, я не заметила. Единственное, пару раз я замечала, что он взволнован. Но его умение контролировать эмоции когда-нибудь сослужит ему плохую службу. Он просто взорвется и вспыхнет сверхновой ярости на весь ближайший космос!

Ему не интересно, что о нем думаю я. Он не задает вопросов о моих впечатлениях. Я не могу понять этого ладьёра, наверное, он для меня в принципе слишком сложный… Можно было бы перенаправить свои усилия на что-то другое, но наблюдение затрудняет отсутствие объектов…»

* * *

«Ему неинтересно, что о нем думаю я…» С этим Дьён был бы готов поспорить. После того как Катя уснула, он дожидался первичных показаний приборов и от нечего делать снова залез в ее отчет. Он видел, как она с утра что-то писала, пока он пытался проснуться и включиться в работу.