А вдруг он до сих пор торчит в склепе семьи Кёниг и коченеет от холода? Что же мне тогда делать? Я снова и снова заглядывала через окно в пёструю кухню фон Аренсбургов, но там царило полное спокойствие. Даже кошки нигде не было видно. Может, они просто до сих пор спали, а может, и нет. Жаль, что нельзя пробуравить стены взглядом, чтобы посмотреть, что происходит в других комнатах.

Когда мы с Терезой, родителями и Матиасом отправились в церковь, я всё ещё не придумала ничего путного. И из окна дома № 17, к сожалению, никто не удосужился вывесить плакат, гласящий: «С Квинном всё в порядке! Тебе не о чем переживать, дорогая Матильда!»

Чем ближе мы подходили к церковной площади, тем яснее я понимала, что не смогу высидеть всю долгую службу в таком тягостном неведении.

– Что с тобой? – спросил папа, когда я вдруг остановилась как вкопанная.

– Кажется… у меня начались эти дни, – прошептала я. – Мне нужно срочно вернуться домой, взять тампон…

– Ладно-ладно, я всё понял, не надо подробностей, – поспешно перебил меня папа, поглядывая на Матиаса. – Мы займём тебе место.

– Только давай побыстрее, – добавила мама.

Именно так я и постаралась действовать.

Я снова побежала по улице и, удостоверившись, что мои родители скрылись из виду, завернула к дому фон Аренсбургов. Уже через несколько секунд я позвонила в дверной звонок. Иногда приходится быть спонтанной и смелой, даже если никакого плана у тебя нет.

Дверь открылась так быстро, что я даже не успела придумать, что скажу. Передо мной стоял господин фон Аренсбург в пижаме и наброшенном поверх халате. В чашке, которую он держал, дымился кофе.

– Доброе утро, – дружелюбно поприветствовал меня он и улыбнулся.

На первый взгляд он вовсе не походил на человека, чей сын бесследно исчез прошлой ночью. Хотя, может, он просто пока ничего не заметил и думает, что Квинн спокойно лежит в своей кровати. Мне нужно во что бы то ни стало выяснить правду.

– Доброе утро, – сказала я, покраснев от стыда. Отступать было некуда. – Я… Луиза Мартин из дома напротив. Хотела спросить, нет ли у Квинна, случайно, лишних тетрадей в клетку. У нас завтра на первом уроке контрольная по математике, а все мои тетради сестра использовала для своих поделок.

– Ах, вот оно что… – Господин фон Аренсбург растерянно оглянулся и крикнул вглубь дома: – Квинн! У тебя есть тетради в клетку?

– Тетради в клетку? Зачем тебе? – отозвался со второго этажа Квинн.

У меня от облегчения чуть не подкосились колени, так я обрадовалась, услышав его голос.

– Не мне, а… – Господин фон Аренсбург вопросительно повернулся ко мне.

– …Луизе, – подсказала я.

– Луизе! – повторил за мной господин фон Аренсбург.

– Кому-кому?

Наверху что-то хлопнуло и стукнуло. Кажется, Квинн вышел в коридор. На костылях.

– Я тут вдруг вспомнила: кажется, у меня всё-таки есть тетради, – поспешно залопотала я. – Забыла проверить в письменном столе, в ящике, который запираю на ключ на всякий случай. Но спасибо большое, что вы… Передавайте привет Квинну от Луизы, ладно?

Последние слова я прокричала уже на бегу. По дороге к церкви я почти кружилась в танце, так у меня было легко на душе оттого, что с Квинном ничего не случилось. Первый псалом, который мы пели в церкви, я никогда ещё не исполняла настолько искренне.

Во время проповеди пастора Петерса я во все глаза глядела на стену под разноцветной мозаикой в боковом нефе, на которой была изображена святая Агнесса в огне, и пыталась угадать, где именно скрыт портал, о котором упоминал Клавиго. Может, за пасхальной фреской из трёх частей? Или в исповедальне, в которой я часто сиживала в детстве. Не то чтобы я так много грешила, просто пастор Петерс был превосходным слушателем, с отличным чувством юмора. Когда речь заходила о моих родителях, наши беседы становились особенно весёлыми, ведь он считал их святее святой воды. Вот чудеса, если в задней стенке этой старинной исповедальни скрывается портал в другой мир.

Но даже такие размышления не смогли надолго меня отвлечь. От проповеди я, как обычно, начинала клевать носом, и мои веки вдруг сами собой захлопнулись. В сущности, надо же было компенсировать недостаток сна.

» 13 «

Квинн

– Вот как, значит, с недавних пор ты интересуешься надписями на могильных плитах?

Госпожа Раскоряка поднесла к глазам какой-то листок. В сочувственном взгляде, который она мне послала, не было никакой необходимости, как и в очках, которые украшали её круглое лицо. Готов поспорить, в оправе у неё обычное оконное стекло, и носила она эти очки лишь для того, чтобы придать себе вид невинной овечки.

– Почему же с недавних пор? Надписи на могильных плитах всегда меня интересовали, – из принципа соврал я. – К тому же это отличный способ подтянуть латынь. («Если бы у меня в школе на самом деле были уроки латыни».)

– Гм, – хмыкнула госпожа Рас-Корак.

Я сидел напротив её письменного стола. Она даже не предложила мне пересесть из инвалидной коляски на диванчик, который казался вполне удобным, а уж тем более лечь на кушетку, стоявшую под безвкусной абстрактной картиной. Такие сеансы, когда лежишь на кушетке и болтаешь, а психотерапевт молча кивает и изредка вставляет пару ободряющих фраз, встречаются, наверное, только в кино. Госпожа Раскоряка явно не относилась к таким психотерапевтам. Она не тратила времени ни на молчание, ни на ободряющие фразы.

– Понимаешь ли ты, чем твои родители так обеспокоены? – спросила она. – И каково это – осознавать, что из-за тебя им так плохо?

Таким же приёмом она воспользовалась и в прошлый раз – забросала меня упрёками, замаскированными под вопросы. Наверное, все эти хорошие отзывы в интернете госпожа Раскоряка сама написала о себе.

Что она ожидала услышать в ответ? Конечно, мне жаль родителей, очень горько от того, что им приходится переживать, но я же не нарочно попал в эту аварию и уж точно не собирался таким образом причинить им дополнительные хлопоты. Так уж устроен мир: когда детям плохо, их родители тоже страдают.

– Так уж оно обычно бывает в семье, – ответил я. – У вас есть дети?

– Хм. Значит, тебя не волнует, что твои родители страдают. – Она что-то записала в своём блокноте и снова полистала лежавшие перед ней документы. Если у неё и были дети, они, наверное, сами просились в приёмные семьи. – Может, хочешь поделиться, почему ты избегаешь своих друзей?

«Нет, не хочу. Снова вы будете коверкать мои слова, доктор