в полном здравии и преисполненный жизненных сил, спрятал неимоверное количество золота где-то в монастыре. Его часто спрашивали, куда он его дел, на что тот со смехом отвечал: – Пусть Иов, Иоанн и Захария укажут вам или вашим преемникам то место, где оно лежит. Иногда он добавлял к своим словам, что не завидует тем, кто найдет эти сокровища. В числе других работ, которые были выполнены во время правления этого аббата, я должен отметить художественное оформление главного витража в восточной части южного бокового придела церкви. Среди них особенно выделяются великолепные изображения фигур, рельефный портрет самого аббата и его герб, изображенные на стекле. Он также занимался реставрацией жилых помещений аббатства, к тому же выкопал колодец во внутреннем дворе, который украсил резными узорами, выполненными на мраморе. Известно также, что аббат скоропостижно скончался в возрасте семидесяти двух лет, в 1529 году от Рождества Христова».

Тот документ, который наш охотник за древними манускриптами держал сейчас в руках, хранил в себе запись с указанием прошлого местонахождения витражей из церкви аббатства Штайнфильд. Вскоре после революции[143] большое количество расписных витражей было изъято из прекративших свое существование аббатств Германии и Бельгии и привезено в Англию. Теперь можно видеть, как ими украсили наши приходские церкви, соборы и небольшие часовни. «Аббатство Штайнфильд, – являясь одним из наиболее щедрых среди вынужденных жертвователей, оказало значительное содействие тому, что теперь наша страна является обладательницей ценнейших произведений искусства». – Я привожу отрывок из большого и скучного вступления к книге, написанной другим собирателем древних книг. – «Принадлежность витражей определенному монастырю или церкви, из которых они были изъяты, можно без особого труда определить при помощи изрядного количества сохранившихся описаний, указывающих на их прежнее местонахождение, или по тематическим рисункам, среди которых имеются иллюстрации к хорошо известным библейским притчам».

Тот фрагмент, который я привел в начале своего рассказа, подтолкнул нашего антиквария на следующие поиски. В частной часовне, а где она была расположена, позвольте мне не сообщать, он увидел изображение трех больших фигур, каждая из которых занимала целый проем в окне. Скорее всего, эти фигуры являлись работой одного и того же мастера. По технике выполнения и стилю легко можно было определить то, что это была рука немецкого художника, жившего в шестнадцатом столетии. Тем не менее, их прошлое местонахождение было до сих пор неизвестно. На них были изображены Иов – Патриарх, Иоанн – Евангелист, и Пророк Захария, – держащие в руках книгу или свиток, при этом на каждом из этих свитков были видны фразы, которые можно было прочесть. Эту деталь, вне всякого сомнения, наш собиратель манускриптов не мог оставить незамеченной, к тому же его еще поразило то, насколько эти надписи выглядели странными и отличались от самого текста Вульгаты,[144] с которым он имел возможность их сличить. Так, на свитке, который держал Иов, было написано: Auro est locus in quo absconditur[145] (для «плавленное»); на свитке, который держал Иоанн, имелась надпись: Habent in vestimentis suis scripturam quam nemo novit[146] (для «надписи на одеяниях», эти слова были взяты из другого стиха); и на свитке, который держал Захария, было написано: Super lapidem unum septem oculi sunt[147] (эта единственная надпись из трех, которая представляла текст без искажений).

Замешательство у нашего исследователя возникло от того, что он не мог понять замысел, почему эти три персонажа были помещены вместе в одной раме окна. Между ними не было никакой связи ни исторической, ни символической, ни доктринальной, – поэтому причина их изображения вместе на верхних окнах этой просторной церкви могла заключаться лишь только в том, что они являлись частью очень большой группы пророков и апостолов. Да, вот только то место, которое он прочел в списке, в корне меняло ситуацию, поскольку имена этих персонажей, изображенных на витражах, теперь уже находящихся в часовне лорда Д…, постоянно упоминались аббатом Томасом фон Ешенхаузеном из Штайнфильда. Кроме того этот аббат ставил эти же самые витражи точно таким же образом в южном боковом нефе у себя в церкви в аббатстве, приблизительно в 1520 г. Теперь уже можно было предположить то, что эти три фигуры и хранят ключ к сокровищу, на который намекал аббат Томас. Причем, это предположение имело все шансы оказаться верным или же, в крайнем случае, его можно было отбросить в сторону после тщательного осмотра витражей. А по той причине, что господин Соммертон был человеком незанятым, то есть, обладающим большим запасом свободного времени, он решил не откладывать дело в долгий ящик и посетить частную часовенку. Его предположение получило полное подтверждение. Не только стиль и технические приемы, при помощи которых было выполнено оформление витражей, соответствовали времени и тому месту, где эта работа была выполнена, на другом окне часовни он нашел фрагмент витража с изображением герба аббата Томаса Эшенхаузена, который, как ему удалось узнать, был куплен вместе с этими тремя витражами, с представленными на них фигурами.

В перерывах между работой во время своего тщательного осмотра господина Сомертона постоянно преследовала мысль о спрятанном сокровище. При этом, хорошенько всё взвесив, он начал понимать такую вещь. В том случае, если аббат Томас и хотел окутать туманом загадку, которую он приготовил для охотников за сокровищами, то, вероятней всего, он хотел чтобы ответ искали на витражах, которые он поставил у себя в церкви. Более того, неоспоримым оставался тот факт, что первый текст из любопытной подборки текстов на свитках в руках изображенных персонажей определенно имел отношение к спрятанному сокровищу.

Любую самую мельчайшую деталь, способную помочь ему в решении этой головоломки, которую, как он уже к тому времени считал, аббат оставил последующим поколениям, он записывал досконально изучив. А затем, вернувшись в свой особняк в Беркшире, он провел без сна не одну ночь и сжег не одну пинту масла, просиживая безвылазно за чертежами и рисунками. Прошло две или три недели и, наконец, настал тот день, когда он приказал своему слуге собирать его вещи, при этом не забыть прихватить и свои, и готовиться в поездку заграницу на короткий по времени срок, куда мы за ним пока следовать не собираемся.

II

Отец Грегори, приходской священник из Парсбёри[148], перед завтраком вышел из дома желая подышать свежим воздухом и встретиться лично с почтальоном. Стояло чудесное осеннее утро, а что касается подъездной дороги для экипажей, проходившей через парк, то она тоже была просто великолепной. Казалось, в этом мире не существовало ничего