из того, что могло вывести его из равновесия. Перед прогулкой ему не хватило времени ответить на ту дюжину вопросов, которыми в силу своей веселой беспечности так свойственной юности его засыпали молодые отпрыски, решившие отправиться гулять вместе с ним. Почтальон уже прибыл и уже входил в ворота, неся с собой сумку с утренней почтой. Вместе с деловыми письмами и письмами финансового характера он принес еще какое-то послание с приклеенной на нем иностранной маркой и скрепленное иностранной печатью (что сразу же вызвало интерес и желание потягаться в сообразительности у желторотых Грегори). Письмо это было подписано человеком необразованным, хотя и, а это вне всяких сомнений, англичанином по происхождению.

После того, как священник вскрыл конверт и взглянул на подпись внизу письма, он понял, что оно написано личным камердинером его друга, зажиточного помещика и сквайра, господина Сомертона. И вот что было в нем:

«Глубокоуважаемый святой отец,

Находясь глубокий тревога за мой хозяин, я пишу попросить Вас, быть любезный и приехай к нам. Хозяин получил ужасный удар и не могет подняться постель. Я никогда в жизни не видел его таким, но оказывается, всякое может случиться, никто нам не помогать, – только Вы. Мой хозяин говорил, что мне надо думай, как быстрей добирайся Кабиленс[149] и отправляйся дорога. Надеюсь, я будет запросто, но немного страшный беда попасть ночью переделка, если бы мне набирайся смелость, сэр, то какой я был бы рад видеть лицо истинный благородный Британец среди всей энтой иностранный.

Это я, сэр, Ваш покорный слуга

Вильям Браун.

P. S. Деревня рядом с городом, я не знаю какой её переводить, она называйся Штиинфельд[150].

Читателю остается только самому представить себе то смятение, какое вызвало получение этого письма, да еще представить ту суматоху, в какую в 1859 году от Рождества Христова был вовлечен тихий и спокойный дом священника в графстве Беркшир. Достаточно будет сказать, что билет на поезд, отправляющийся в тот же день, был куплен незамедлительно, кроме того отцу Грегори удалось сразу купить билет на корабль отплывающий из Антверпена и попасть на поезд до Кобленца. Не сложно будет понять, сколько сил от него потребовалось для того, чтобы добраться из центра страны до Штайнфельда.

Как рассказчик, я испытываю довольно большие затруднения по той причине, что сам никогда не бывал в Штайнфильде, и еще, потому что ни один из героев этого рассказа, от которых я и получил необходимый материал, не был в состоянии дать мне ничего кроме смутного описания интересующего меня места. На основании тех сведений, которые они мне предоставили, я пришел к заключению, что Штайнфильд – это небольшое селение, в котором есть огромная церковь, причем полностью разграбленная и лишенная всего старинного убранства. К тому же там имеется несколько в значительной степени разрушенных крупных зданий, построенных преимущественно в семнадцатом столетии, которые стоят вокруг церкви. Что касается аббатства, то оно, как и большинство других аббатств на континенте, в известной степени подверглось перестройке, и было с особой роскошью реставрировано его обитателями в ту ушедшую эпоху. На мой взгляд – это безрассудство тратить деньги на поездку в такую глушь, хотя, вполне может быть, если оказаться непосредственно в том уголке всё будет выглядеть гораздо более привлекательным, чем описание, данное господином Сомертоном и отцом Грегори. Основываясь на их рассказах можно сказать, что в тех краях явно не хватает достопримечательностей, которые путешественник захотел бы во что бы то ни стало увидеть – впрочем, кое-что там все-таки было, но видеть это мало у кого возникнет желание.

Гостиница является или лучше сказать являлась единственным местом в деревне, где английский джентльмен и его слуга могли остановиться. В мгновение ока кучер домчал отца Грегори до пункта назначения, а Браун уже поджидал гостя на пороге. Браун, словно изготовленный на конвейере дубликат, служил типичным образцом представителя невозмутимого племени – носителей бакенбард из Беркширских поместий, известного как личные камердинеры господ. На этот раз, одетый в светлый твидовый костюм и едва способный скрыть беспокойство, граничащее с паникой, он встречал господина Грегори без своего отличительного атрибута. Глядя на него можно было только сказать – это не кто иной, как владелец какой-нибудь торговой компании. Благостное упоение, появившееся на его лице, лишь только он увидел «лицо истинного Британца», то есть своего пастора, было безмерным, невозможно найти слов, способных передать его. С трудом поборов волнение он произнес:

– О, как я рад, сэр, да, да, как я рад видеть Вас. Я нисколько не сомневаюсь, мой хозяин тоже будет безмерно рад.

– Как твой хозяин, Браун? С тревогой в голосе спросил отец Грегори.

– По-моему, ему стало лучше, сэр, спасибо, но то, что он пережил – это просто какой-то кошмар. Надеюсь, он смог уснуть, только…

– Что произошло? Из твоего письма я ничего не смог понять! Несчастный случай?

– Понимаете, святой отец, не знаю, как Вам рассказать об этом. У моего хозяина очень привередливый характер, пусть лучше он Вам сам всё расскажет. Слава Богу, ни одного перелома – только за это, я думаю, нам надо Бога благодарить…

– А что говорит доктор? – спросил отец Грегори.

К этому времени они уже подошли к двери номера, в котором остановился господин Сомертон, причем говорили они почти шепотом. Отец Грегори, случайно оказавшись впереди, искал ручку, ощупывая дверь, в этот момент его пальцы случайно соскользнули вниз по облицовочной панели, укрепленной на двери. Только Браун хотел ответить на заданный вопрос, как из глубины комнаты раздался пронзительный крик.

– Кто здесь? – были первое, что они услышали. – Браун, это ты?

– Да, сэр – это я, со мной отец Грегори, – поспешил ответить Браун. До их слуха донесся стон облегчения.

Они вошли в комнату, затемненную от дневного солнца. В этот момент отец Грегори почувствовал разрастающийся комок в горле, и чувство жалости охватило его. Он увидел каким испуганным и осунувшимся выглядело лицо его друга, которое во всех жизненных ситуациях, всегда до этого дня оставалось невозмутимым и спокойным. Господин Сомертон сидел на кровати с балдахином, под тканью свисающей вниз, и протягивал ему свою трясущуюся руку.

– Мне стало лучше, лишь только я снова увидел тебя, мой дорогой Грегори, – произнес он в ответ на первый вопрос священника, и это действительно было правдой.

После пяти минут разговора со старым другом господин Сомертон стал походить на самого себя. Впоследствии Браун говорил, он очень сильно изменился и стал совсем не таким, каким был все