уж эти девочки, – покачала головой она. – И что нам с ними делать?

– Просто у них трудный период. Тяжело учиться в такой маленькой школе, – сказала Бат-Шева.

Опасаясь, что страх насмешки вот-вот оправдается, Йохевед принялась уверять, что не имела в виду ничего дурного, и поспешила вон из комнаты, теперь уже опаздывая на собственный урок.

Чем больше времени девочки проводили с Бат-Шевой, тем заметнее становились происходившие с ними перемены. Рэйчел Энн Беркович рассказала, что Авива стала охотнее помогать на кухне – не принималась отнекиваться, когда ее просили вытереть посуду. Рут Бернер была поражена, что Хадасса без всяких напоминаний сама молилась в воскресенье утром. Нехама Шейнберг подумывала поехать на год в Израиль после школы, хотя всего пару месяцев назад даже слышать про это не хотела. Да и Шира как будто успокоилась. Стала приходить на уроки вовремя, меньше прогуливать. Даже ходила в синагогу в субботу утром, хотя последние месяцы непременно просыпала. Мы были довольны такими переменами и уповали на то, что Бат-Шева все же окажет на них благотворное влияние. Мы души не чаяли в Йохевед Абрахам, но у девочек с ней не сложилось. Сами мы бы, конечно, не выбрали Бат-Шеву образцом для подражания, но пути Господни неисповедимы, и мало ли, может, она и впрямь была ниспослана нам, чтобы спасти наших дочерей.

8

С наступлением осени наша жизнь завертелась вокруг приближавшихся праздников. Они надвигались целой лавиной: сначала Рош га-Шана, еще через десять дней Йом Кипур, а вскоре вслед за ним и Суккот.

Обычно на Рош га-Шана все сводилось к стряпне и подготовке, но в этом году праздник выдался совсем иным. Бат-Шева первой из женщин появилась в синагоге, и, когда мы пришли, она уже вовсю молилась. Она раскачивалась взад-вперед, прикрыв глаза. Глядя на нее, мы тоже стали усерднее молиться. Вместо того чтобы воображать Всевышнего где-то далеко на небесах, мы увидели его среди нас. Мы уже начали уставать, ноги тяжелели, и тут кантор запел главную молитву. Музыка всколыхнулась где-то глубоко внутри и устремилась ввысь через наши сердца: «На Рош га-Шана пишется, на Йом-Кипур запечатывается, сколь многие покинут этот мир и сколь многие родятся в этом мире, кто будет жить и кто умрет, кто прожил предел своих лет и кто погибнет в огне и в воде. Но раскаяние, молитва и добрые дела могут смягчить жестокость приговора». Если нам был уготован плохой приговор, мы молились о том, чтобы его заменили на хороший. Макая яблоки в мед и чувствуя сладость во рту, мы молились о сладком годе для наших семей и нашей общины.

После полудня мы собрались, чтобы совершить ташлих – символически бросить наши грехи в воду. Миссисипи была слишком далеко, поэтому мы пришли к мелкому ручейку, бежавшему к реке через двор Шайовицев. Мы встали у него и прочитали молитву: «Он опять явит нам сострадание; Он растопчет наши беззакония. И Ты бросишь в глубины моря все их грехи». Мы отламывали кусочки хлеба, символизировавшие наши грехи, и кидали их в воду. Любовь к сплетням миссис Леви смешалась с неумением Хелен Шайовиц сосредоточиться во время молитвы, со склонностью Ципоры Ньюбергер поспешно судить о людях, с неподобающими мыслями Бекки Фельдман и тайной слабостью Джослин Шанцер к креветочному салату. Вскоре ручей стал белым от крошек, и мы представляли, как течение уносит наши грехи в открытое море.

На Йом Кипур мы начали поститься, всё еще сытые предыдущей трапезой, последней перед следующими двадцатью пятью часами. Мы стояли перед Господом, единый народ. Мы были одеты в белые платья, на головах белые шляпы и белые шарфы. Наши мужья были в простых белых одеяниях, в которых стояли с нами под свадебной хупой и в которых мы хоронили умерших. Мы одевались так, чтобы показать чистоту наших помыслов, чистоту, которую мы надеялись обрести в наступающем году. Мы оглядывали синагогу, разлившуюся белоснежным морем, и это было словно видение рая.

Суккот – праздник сбора урожая – последний в осенней череде, настоящее облегчение после серьезных и важных Рош га-Шана и Йом Кипура. Тора велит нам строить сукки – шалаши, подобные тем, что строили евреи, когда сорок лет ходили по пустыне, – и жить в них семь дней и семь ночей. Когда весь мир перебирается с улиц в дома и сезон пикников заканчивается до следующего года, мы выходим есть на улицу.

Мы строим сукку из чего ни попадя: стены из алюминия, брезентовых навесов, металлических шестов, фанерных досок, старых занавесок для душа. В сукке должно быть по крайней мере две с половиной стены, а крыши должны быть из того, что растет на земле – веток, листьев, бамбуковых палок, – и уложены так, чтобы мы видели звезды по ночам, а днем внутри было больше тени, чем солнца. Мы делали это столько лет, что отлично знали, как строить наши сукки, к какому углу крепить опоры, какой величины они должны быть, чтобы вместить наши большие семейства, и насколько прочными, чтобы устоять в ветер и дождь. Пятнадцать лет назад над городом пронеслась страшная буря и многие сукки повалило, а некоторые даже летали по кварталу.

Когда дети были маленькими, мы гораздо больше времени проводили, украшая сукку, мастерили бумажные цепи из картона, нанизывали гирлянды из клюквы, вырезали фигурки из войлока. Хелен Шайовиц купила самодельный набор для витражных окон, миссис Леви научила свою Анну Бет строить мобили из сшитых вручную фруктов, а Бесси Киммель усадила дочерей рисовать подставки под тарелки для гостей, которые будут есть в их сукке, для каждого свою. Мы ламинировали все картинки (кто-то даже пропитывал их специальным раствором), чтобы дождь их не испортил, и после праздника аккуратно убирали до следующего года.

Теперь мы всё еще доставали из гаражей коробки с припасами, покупали отрезы войлока, наборы цветного картона и пакеты клюквы. Но время, оставленное на украшения, после всей готовки и уборки неумолимо сокращалось, и мы гадали, не исчезнет ли оно вовсе в один прекрасный день. Вместо того чтобы делать новые украшения, мы развешивали то, что сохранилось с прошлых лет, пытаясь спасти все, что возможно. Но картонные цепи ссыхались, картинки выцветали, и покрывавшая их пленка отслаивалась по углам.

В этот раз, за два дня до наступления Суккота, Бат-Шева постучала в наши двери и сообщила, что собирается завтра украшать свою сукку, не могли бы наши дети помочь ей? Мы видели ее радостное волнение, когда она объясняла, что впервые будет строить