– Я никогда не верила во все эти слухи, что девочки становятся неуправляемы. Это прекрасные религиозные девочки, что тут говорить, – сказала Ципора Ньюбергер.

– Иногда ребяткам надо прощупать границы и выпустить пар, – объяснила миссис Леви. – Такой позиции я придерживаюсь со своими детьми.

Мы обернулись на Бат-Шеву, которая оглядывала комнату, страшно довольная тем, что пришло столько народу. Здесь было даже несколько незнакомых женщин, и мы поняли, что она пригласила людей не только из общины; как знать, они вообще из религиозных, да и еврейки ли?

Когда комната набилась до отказа, Бат-Шева встала посередине, и мы притихли в ожидании того, что же будет дальше.

– Сегодня мы встречаем рош ходеш элуля, – сказала она. – И, будучи женщинами, мы имеем особое отношение к этому празднику. Этот день был дан нам, чтобы прославить нашу веру в будущее. После исхода из Египта евреи сорок дней стояли у подножия горы Синай, ожидая возвращения Моисея с Торой, и начали сомневаться, что Моисей к ним вернется. Желая найти замену Богу, они сотворили золотого тельца. Но женщины не поклонялись ему, потому что не страшились, что нет Моисея. Они не считали, что наступает конец. Они по-прежнему видели возможность возрождения. И в этом главная мысль нового месяца. Каждый цикл луны дает возможность новой жизни, так же как и в наших телах каждый месяц дается возможность новой жизни. И этот месяц, когда совсем недолго остается до Дней трепета, дарит нам особый шанс обновления через раскаяние и приближение к Всевышнему. И, празднуя это все вместе, давайте думать о том, как мы можем обновить наши жизни.

– Очень мило, очень мило, – произнесла Бесси Киммель, как и всегда после двар Тора.

– Да, – согласилась Хелен Шайовиц. – Очень интересно.

Бат-Шева удалилась в кухню и вернулась с мисками инжира, семечек и долек граната и блюдом печений в виде полумесяца. Мими помогала передавать их по кругу, а Бат-Шева рассказывала об их значении.

– То, что мы едим на рош ходеш, должно напоминать нам о растущей и убывающей луне, а семечки – о вечной возможности перерождения.

Она откусила от инжира и подняла его, показывая нам крохотные зернышки внутри.

Бат-Шева подсела к нам на пол, и ее платье веером легло вокруг ног. И она сразу же запела: «Отворите мне врата правды; войду в них, прославлю Господа». Мы привыкли к ее голосу в синагоге, он всегда звучал громче и красивее, чем наши голоса, но мы никогда не слышали ее отдельно. Песня словно лилась из нее, и не верилось, что она не пела эти слова всю свою жизнь. Закончив, Бат-Шева предложила нам присоединиться: «Из тесноты воззвал я ко Господу, – и услышал меня, и на пространное место вывел меня Господь. Господь за меня – и не устрашусь». Если вспомнить о том, что ей пришлось пережить, эта песня как будто была написана специально для нее. Окажись мы на ее месте, как знать, нашли бы мы в себе силы или желание не оставить веру? Мы наблюдали в ней именно ту веру, которой не хватало нам самим, – в которой мы могли бы полностью раствориться. Мы исполняли мицвот; у нас не было проблем со всем, что касалось действий. Но вот все, что связано с самой верой – с любовью к Всевышнему всем сердцем, всей душой, всеми силами, – это совсем-совсем другое.

Мы ждали, когда Бат-Шева начнет следующую песню. Удивительное дело – нам хотелось петь дальше. Мы больше не думали, что это какое-то непривычное мероприятие. Но Бат-Шева не просто запела, она поднялась и взяла за руки двух ближайших женщин, увлекая нас в танец. Она ободряюще улыбнулась, и мы потихоньку зашевелились. Сначала мы медленно и размеренно двинулись в традиционном хороводе, как привыкли плясать на свадьбах и бар мицвах. Сделав пару кругов, мы готовы были перейти к более сложным фигурам, которые специально оттачивали на занятиях: сначала вправо, затем влево, пристукивания и повороты, и шаги на раз-два-три. Но Бат-Шева явно не желала ничего подобного, она продолжала вести нас по кругу.

Мы любовались ею, ее гибким телом, руками, взлетавшими, словно птицы. Мы мечтали быть такими же свободными и раскрепощенными, забыть о том, как мы выглядели со стороны или что о нас подумают. Мы представляли, что заботы и тревоги покинули нас. Что какая-то крохотная частица нас, запрятанная глубоко-глубоко внутри, вырвалась из оков, сжимавших наше тело, и выпорхнула на волю. Ведомые этой мечтой, мы двигались всё быстрее. Хелен Шайовиц принялась отчебучивать ногами какие-то хитрые па, миссис Леви покачивала бедрами, а Джослин Шанцер сбросила туфли на каблуках, чтобы легче было отплясывать. Мы все кружились и кружились, и в комнате становилось все жарче, картины на стенах делались всё больше, цвета – всё ярче. Смутно до нас доносился какой-то шум, и мы не сразу поняли, что слышим собственные голоса, распевающие громче, чем когда-либо прежде.

Чем дольше мы танцевали, тем явственнее ощущали, что нам под силу повернуть время назад. Если плясать еще быстрее, мы обратим годы вспять и снова станем молодыми. Мы избавимся от морщин и густого макияжа, которым их замазывали, от наших аккуратно уложенных причесок, распахнем наши приличные дамские наряды, сорвем добротные лифчики и практичное белье. Мы снова будем ходить с длинными распущенными волосами, в легких струящихся платьях, и наша кожа будет гладкой и сияющей. Мы снова станем подростками, как в те далекие времена, когда наши мужья были застенчивыми тощими мальчишками, чьи взгляды мы ловили украдкой, при виде которых заливались краской, а наши разгоряченные тела лихорадило от всего, что ждало нас впереди.

Допев песню, мы остановились, оглядывая друг дружку. Мы тяжело дышали, раскрасневшиеся лица горели, сердца колотились. В полумраке гостиной мы видели лишь очертания лиц, линии и углы смягчились, и на долю секунды мы ощутили, что перестали быть привычными собой.

И тут Ципора Ньюбергер посмотрела на часы. Мы и не заметили, как пробило десять. Пора было возвращаться домой. Мы оправили одежду, пригладили волосы, отерли пот; нельзя же было в таком виде прийти домой, чтобы мужья дивились, что же такое мы там творили.

Мы собирались уходить и застегивали последние пуговицы на жакетах, Бат-Шева стояла среди нас.

– Есть еще одно обновление, за которое я очень благодарна, – произнесла она. – Я хочу сказать вам спасибо за то, что вы приняли Аялу и меня в вашу общину и дали нам шанс начать все сначала.

Она обвела нас взглядом, всматриваясь в каждое лицо. Мы обернулись на свечи, что зажгли раньше,