— Неужели он оживет?

Но он ожил, потому что его Бог был с ним. После какого-то кризисного момента, он быстро пошел на поправку и на десятый день, поднявшись с постели, уверенно подошел к дневальному с вопросом:

— Скажите, мне, случайно, не пришло ли письмецо от семьи?

Письма не было. Уже долгое время он не получал никакого известия ни от жены, ни от друзей. С возвращением к жизни у Жени возвращались и духовные чувства, и любовь к жене, и малютке.

По окончании 20 дней его привели к врачу, тот посмотрел на него и шутливо спросил:

— Ну как, «доходяга», ожил?

— Ожил, гражданин доктор! Слава Богу! — ответил ему Женя, — спасибо и вам.

— Ну вот, парень, — продолжал доктор. — Бог-то Бог, да сам не будь плох.

— Так-то так, доктор, но теперь, я хоть и не доктор, но скажу: как бы ни был плох, лишь бы был со мною Бог, — уверенно ответил Комаров.

— Молодец, мужик! Сохранишь эту веру, вера сохранит тебя, а теперь тебе придется понемногу работать. Последнее, чем я могу тебе помочь — это пристроить тебя на работу куда-нибудь, где полегче, а возможности у меня для тебя только две, выбирай одну из них: или ассенизатором по лагерю, или дежурить в мертвецкой.

— Я очень вам благодарен за такую заботу обо мне, — немного подумав, ответил Женя, — и считаю, что ассенизатором для меня, будет более подходяще.

На этом они расстались. Комаров, с запиской от врача, пошел к начальству, на вахту. Получив необходимый инвентарь, Женя обратился к Богу в молитве:

— Господи, этот труд, что определили для меня в этом месте, среди людей считается унизительным, но я от души благодарю Тебя, так как верю, что Ты, на этом месте, благословишь меня. Мне же — всякое унижение необходимо — от этого ни один христианин не имел ущерба.

Работу свою он производил ночью, чему был очень рад, так как имел возможность в ночной тишине размышлять над многими Словами Священного Писания. Относясь добросовестно к своим обязанностям, Женя за короткое время привел лагерную зону в соответствующий порядок, чем администрация была очень довольна и оказывала ему все большее расположение.

Но лютые морозы, однажды уже поразившие тело Комарова, продолжали поражать с большим успехом, и он по-прежнему ходил с опухшим, обезображенным лицом, а труд его был нелегок, так как он все нечистоты из лагеря вывозил на себе, впрягаясь в специальную повозку. Скудный паек, каким он мог довольствоваться, держал его все время впроголодь. Правда, Бог не без милости; и однажды, когда он проезжал ворота лагеря, вахтер-солдат проникся состраданием к нему:

— Эй, мужик, зайди сюда! Я вижу, ты уж очень стараешься, сколько я ни видел до тебя, на твоем месте никто так не старался. Брось, что ты надрываешь себя, все равно спасибо тебе никто не скажет.

— Гражданин надзиратель, я христианин, и на любом месте, где бы я ни оказался, должен быть христианином. Работаю я не перед людьми и не жду их похвалы, работаю перед Богом моим; не прославлю ли Его на этом месте.

— Ну, такого я еще не слышал, хотя и сам из православной семьи. Впрочем, ладно, я позвал тебя не за тем; на-ка, вот тебе краюшку хлеба и миску супа, ешь!

Комаров с жадностью скушал все, предложенное ему, остаток хлеба положил за пазуху и, благодаря вахтера, поспешил из дежурки. Провожая его, солдат сказал вдогонку:

— Когда я дежурю, ты всегда заходи, я ведь знаю, какой голод у вас.

Но однажды Жене пришлось пережить большое испытание. Его добросовестность очень понравилась одному человеку за зоной лагеря, в расположении Военизированной охраны (ВОХР); тот работал на кухне поваром и хозяйственником. По натуре своей — это был человек злой и очень ненавидел заключенных; даже было известно, что когда он водил этапы, то немало избивал заключенных «доходяг». Увидев обезображенного Комарова, он, хотя с пренебрежением, но дал указание, чтобы тот привел в порядок хозяйство и туалеты.

Женя на сей раз, хотя и был голоден, но распоряжение повара Нудного (такой была его фамилия) выполнил аккуратно и добросовестно. Закончив работу, он подумал: «Пойду попрошу чего-либо покушать, ведь у них много остается для свиней». Тем более, ему показалось, что повар не должен бы отказать. Не заходя на кухню, Женя робко постучал в дверь, и, когда повар Нудный вышел, он попросил:

— Гражданин повар, то, что вы приказали мне — я выполнил, можете посмотреть.

Нудный на мгновение окинул все кругом и грубо ответил:

— Ну, выполнил и выполнил, подумаешь, великий подвиг! На то ты и ассенизатор, — и, не докончив последних слов, захлопнул дверь перед носом Жени.

Женя или не понял тона, с каким к нему отнесся повар, или голод превышал сознание, но, спустя несколько минут, опять постучался. Нудный, распахнув дверь, озлобленно крикнул ему в лицо:

— Что такое? Чего надо? Марш, в зону!

Женя, посчитав, что повар просто не может понять его, тихо попросил:

— Вы знаете… я очень голоден и прошу вас, нет ли, хоть каких-либо остатков, покушать?

— Ах, покушать! Я тебя сейчас накормлю, ненасытная утроба, — взревел Нудный и быстро зашагал куда-то за угол здания.

Через несколько минут Женя увидел, как из-за угла, едва сдерживая огромную овчарку, с каким-то дьявольским огоньком в глазах, подбежал повар.

— Фасе! — крикнул он животному.

Комаров инстинктивно закрыл рукою глаза, слегка нагнулся, приготовившись к смерти, произнес вслух:

— Господи, будь милостив ко мне!

На его глазах был не один такой случай, когда эти животные, повинуясь своим повелителям, терзали человека до смерти, но… — о, чудо! С Женей не случилось того. Овчарка осторожно обнюхала свою жертву, возвратилась к Нудному и села у его ног. Тот крикнул ей что-то еще и, не получив желаемого, сильно хлыстнул ее поводком. Собака взвизгнула и, опустившись к ногам повара, легла совсем.

В бешенстве, Нудный ударил в лицо Комарова кулаком, сбив на землю. Женя на минуту притих, свернувшись в комок, но убедившись, что никакой экзекуции над ним не повторяется, с трудом поднялся на ноги. Из рассеченной губы сочилась кровь, и он, аккуратно смахнув ее ладонью, виновато произнес:

— Простите меня, если я вас так огорчил.

Пошатываясь, Женя тихо побрел к себе в лагерь, еле волоча свою повозку. Овчарка, поднявшись, тихо скулила вслед уходящему человеку. Нудный, как вкопанный, без движения стоял на месте, пока ворота лагеря не закрылись за Комаровым.

* * *

Голод в лагере увеличивался все больше, людей стали хоронить уже по несколько человек в