на фронтах, но и за тысячи километров, особенно для арестантов-колымчан. Усилился режим содержания, а с ним возвратился и губительный его спутник — голод. Если до этого заключенные, живя в неохраняемых зонах, могли к своему голодному пайку добыть что-то на пропитание, то теперь, за колючей проволокой, они не могли этого сделать, поэтому умирали от страшного истощения.

В это время у Жени закончился срок заключения, но не кончились его скитания. Его вызвали в кабинет начальника лагеря:

— Ну что, Комаров, — обратился тот к нему — надоело уже, наверное, за проволокой торчать? Срок твой кончился, дальнейших предписаний нет, поэтому в зоне мы тебя держать не можем. Вот, распишись на этой бумажке, и поздравляю тебя с освобождением, — протянув руку, объявил ему начальник.

— Так что, теперь можно домой, к семье? — настороженно спросил его Женя.

— Нет, домой мы возвратить тебя не можем, собирай свои вещи и выходи, будешь жить теперь за зоной лагеря до особого распоряжения.

— Спасибо, начальник, за поздравление, но такое освобождение радости мне не принесло, потому что ваше «до особого распоряжения», как я понимаю, не что иное, как пожизненная высылка, — ответил Комаров начальнику лагеря и, расписавшись, вышел за дверь.

Холодной тоской сдавило грудь Жени. Ведь, когда ему дали пять лет, он еще чего-то ждал, а теперь, чего ждать?… Тем более, что, фактически, в его жизни ничего не переменилось. Также он продолжал работать в санчасти, находя единственное утешение, в уходе за больными. К его счастью, у него восстановилась переписка с женой, из нее он узнавал очень многое.

Лида, жена его, сильно тоскует о нем, а дочка растет, совсем не зная отца. От многих друзей нет никаких известий, в числе их Феофанов Н.Ф., Сапожников Ф.П. и другие. Молодые братья, взятые с их отцами, все отбывают свои сроки.

Яша Недостоев томится в Тайшете, переписывается с Наташей (как жених с невестой) и ждет, когда Бог позволит им соединиться для совместной жизни. Молодежь по-прежнему имеет постоянные общения, горячо молится, ожидая возвращения своих дорогих узников. Служители-старики, гонимые страхом, прячутся по домам и не показываются. Наташа постоянно помнит о нем и передает самый горячий привет.

Эти письма — единственное, что согревало его душу, вселяя надежду на светлое будущее. Однако летом, в июле 1942 года, суждено было произойти существенным переменам, которые изменили русло, течение однообразной, страдальческой жизни Комарова.

Женю вызвали в контору и объявили, что его перевозят в управление, в поселок Усть-Омчуг.

Глава 6. Новые скитания Павла по Колыме

«Но послал горе, и помилует по великой благости Своей»

Плач. 3:32

Переселение с прииска в совхоз Мылгу, а потом — в Теньку, как могучими шлюзовыми воротами, отделило течение жизни Владыкина от всех ужасов пережитого. Путь в Теньку лежал через трехкратные перевалы, после которых, в какой-то мере, менялся и облик природы, и планировка изредка встречающихся поселков.

Долины речушек были шире, дороги — прямее, постройки — аккуратнее, тайга — гуще, даже народ казался Павлу добродушнее, ласковее. Поселок Усть-Омчуг — центр горного управления, уютно расположился на берегу реки Детрин, в тени могучих лиственниц, тополей и немногих других лиственных пород, на сухой мшистой невысокой террасе у подножия сопки, которая оканчивалась узким пологим отрогом, густо покрытым брусничным ковром и заманчивыми темно-зелеными кустами стланника-кедрача.

Стаи воробьев, кокетливые сойки и кедровики шумливо встречали несчастных приезжих при повороте от трассы в поселок. Немногие, по плану расположенные, постройки свидетельствовали о том, что основатели поселка были люди разумные, в меру культурные, не лишенные эстетического чувства. Управление, больница и несколько двухэтажных домов полукругом располагались на невысокой террасе живописной поймы реки Детрин, в устье ключа Омчуг.

Население едва превышало пятьсот человек, в числе которых было не более тридцати детей.

Сердце Владыкина как-то сразу прилепилось к этому уюту, но поселок не сразу оказал ему приют. Заведующий кадрами, немного старше Павла, любезно принял его, но и так же любезно поторопился усадить на автомашину, отъезжающую в самый отдаленный прииск «Пионер», сунув в руку сопроводительную бумажку.

Двое суток пробирался Владыкин в назначенное место: и автомашиной, и по бездорожью на тракторе; днем — изнывая от духоты, ночью — замерзая от холода. Наконец, сани остановились перед двумя брезентовыми палатками, при въезде к которым на фанере чем-то черным безграмотно было выведено: «приеск Пиянер». В одной из палаток все было забито инструментом, одеждой, мешками и ящиками с продуктами. В другой: с одного конца — канцелярские столы, на другом — сплошной дощатый настил, застланный тюфяками. Из разговора, с живущими здесь, Владыкин понял, что жизнь на этом прииске еще только начинается и, буквально — с колышков, а он был любезно причислен, действительно, к пионерам прииска «Пионер». Неожиданно для себя, в назначении он был рекомендован как нормировщик.

Павел в беседе с (исполняющим обязанности) начальником прииска, убедил его, что никакого понятия о его новом назначении не имеет и тот, хотя и неохотно, но вынужден был отпустить парня обратно, с тем же трактором. По возвращении в Усть-Омчуг, Владыкин взмолился перед улыбающимся начальником кадров, чтобы тот не посылал его вообще на прииск. После этого он был направлен в геологоразведочное управление, расположенное по трассе, на берегу реки Иганджи.

К удивлению Павла, его там приняли как своего: гостеприимно, радушно и немедленно отдали в распоряжение одного из начальников разведывательного района, расположенного в пяти километрах от Усть-Омчуга.

Совершенно иной мир открылся перед Павлом, когда он увидел себя в кругу образованных людей: и пожилых, и более молодых мужчин и женщин. Здесь были геологи, гидрогеологи, геофизики, географы, землеустроители — в общем, все, относящиеся, к первопроходцам, чьей обязанностью было: делать первые шаги, (отвоевывая в безлюдном крае очаги для новой жизни. Очень любезно, породному приняли его на новом месте, поместили в уютной комнате вместе с заведующим складами и в тот же день познакомили со старым землеустроителем, с которым суждено ему было работать первое время.

Жизненные условия по сравнению с Мылгою, тем паче, с прииском, были несравненно лучше в том отношении, что окружающее общество состояло преимущественно из образованных, вольнонаемных людей, не искушенных в тюремных пошлостях, от которых Владыкин утомился, до отвращения. По роду занятий он был связан с длительными многодневными переходами по тайге. Таежные тропы, по которым ему приходилось передвигаться от одного участка к другому, проходили по самой разнообразной местности: то, пересекая горные студеные речки, извивались между раскидистыми кустами ивняка и стланика, то прятались в болотистых зарослях, в чащобе