– Уверен? – пробормотала я, целуя его в шею.

– Что произошло вчера? Рано или поздно тебе придется рассказать.

Я вылезла из постели. Натянула футболку, собрала волосы в хвост.

– Если я правильно помню, мы возбудились. Занялись сексом на полу и…

– Стелла, перестань, – прервал меня Хенрик. Он сел, прислонившись к изголовью кровати. – Ты была разъярена, когда приехала домой. Ударила меня. За что?

Гнев вернулся ко мне с прежней силой.

– А как ты думаешь? Ты что, настолько ничего не соображаешь? Или пытаешься изобразить оскорбленную невинность?

– Я понятия не имею, о чем речь. Да и откуда мне знать? Я обо всем узнаю последним. Как и в прошлый раз.

– Прекрати! – зло прошипела я. – Не смей кидаться мне в лицо этим дерьмом.

Я подтянула к себе корзину для белья, сбросила его тренировочный костюм и начала складывать полотенца.

– Прости, – негромко произнес Хенрик. – Это было глупо сказано.

Отбросив полотенца на пол, я встала у окна и выглянула наружу.

– Дорогая, так что же я натворил?

Голос его звучал искренне, и вопрос был вполне правомерен. Осталось только решить, как я на него отвечу. Мне не очень хотелось признаваться, что я делала вчера, – рассказывать, что я была у Даниэля.

Какие его слова заставили меня так рассердиться на Хенрика? Из чего я заключила, что Хенрик разговаривал с ним, что он предал меня? Что именно он сказал? Внезапно меня охватывает неприятное чувство, что я, возможно, вложила в слова Даниэля слишком много собственной интерпретации.

Наша дочь мертва.

Нам ничего не нужно знать.

Мы пошли дальше.

У тебя замечательный муж, он заботится о тебе.

Он волнуется за тебя.

Или как там было – он, наверное, волнуется за тебя? Разве он не волнуется за тебя? Он конечно же волнуется за тебя.

Когда Хенрик чувствует себя виноватым, он не умеет этого скрывать. Обычно он честен и умеет ответить за свои поступки. Я тоже такая. В этом суть наших отношений.

Вернее, такой я была раньше. Не Хенрик нечестен со мной, я нечестна с ним. Именно муки совести по этому поводу заставляют меня обвинять кого угодно, кроме самой себя.

Хенрик встал, натянул серые спортивные брюки.

– Хорошо, дай я угадаю, – сказал он. – Ты сердишься на меня потому, что я не верю, будто Алиса жива? Не принимаю твоих заявлений, что ты нашла ее?

– Мне неприятно ощущать, что ты считаешь меня сумасшедшей. Когда ты думаешь, что мне все привиделось. Когда ты говоришь обо мне что-то маме, Пернилле, кому-то еще – у меня за спиной.

– Во-первых, я не разговаривал с Перниллой. И с твоей мамой тоже. Не знаю, что заставляет тебя так думать, но ничего такого не было.

Я попыталась что-то сказать, но он поднял ладонь, словно полицейский на дороге.

– Во-вторых, ты рассказываешь мне, что я думаю, что я считаю, что, как тебе кажется, я говорю другим. Из нас двоих вроде бы ты у нас психотерапевт, не так ли? Если ты хочешь узнать, что я думаю, спроси меня в следующий раз.

Муж был прав. Я поняла, что он не звонил Даниэлю.

Хенрик продолжал:

– Кроме того, меня интересует, слышала ли ты когда-нибудь, чтобы я называл тебя сумасшедшей? Бывало такое?

– Нет, – нехотя признала я. – Ты этого никогда не говорил.

– Тогда прекрати приписывать мне то, чего я не говорил.

– Прости, – прошептала я.

– Только потому, что я сразу же не кричу «ура!», не стоит делать выводов, что я считаю тебя сумасшедшей. Ты ничего мне не рассказываешь, избегаешь меня, а потом набрасываешься на меня. Наверное, ты и сама догадываешься, что у меня возникают вопросы?

– Я просто хочу, чтобы ты верил мне, – сказала я.

– А я хочу, чтобы ты разговаривала со мной. Мне будет куда легче верить тебе, если ты будешь рассказывать мне, что происходит.

Он снова сел на край кровати.

– Ты самая умная женщина из всех, кого я знаю. Обычно ты мыслишь так логично и рационально. Но в этом случае я слышу только истерики и голословные утверждения. Это так на тебя не похоже.

– А как бы ты сам отреагировал? Что бы ты почувствовал, как ты думаешь? Если бы встретил Эмиля после двадцати одного года разлуки?

– Ты повстречала девушку, которая внешне очень похожа на тетку Алисы. И это все. У Изабеллы есть биологическая мать, которая к тому же весьма встревожена. Тем не менее, ты уверена, что это Алиса. По-твоему, все специально сговорились, чтобы скрыть от тебя правду. Все против тебя. А как обстоят дела с врачами, со школой, в которой училась Изабелла? Все лгут или как? Ты всерьез думаешь, что можно украсть чужого ребенка и сделать вид, что это твой собственный, – и никто ничего не заподозрит?

– Я предупреждала тебя, Хенрик. Не раз и не два. Я говорила тебе, что со мной что-то не так.

– Ты меня предупреждала? О чем ты?

– С самого начала.

Жестом отчаяния Хенрик развел руки.

– Сдаюсь. Я за тобой не успеваю.

– Черт тебя подери, Хенрик! У тебя это звучит так, словно я…

Хенрик жестом остановил меня, указывая на дверь.

– Эмиль? – окликнул он.

– Папа! – отозвался сын тоненьким голоском.

– Заходи, малыш.

Дверь открылась, Эмиль заглянул в спальню. Он посмотрел на Хенрика, перевел взгляд на меня. В глазах у него такой страх, что мне становится больно.

– Что же ты еще не спишь? – спросила я мягким голосом, чтобы показать: я сержусь не на него.

– Я просто искал зарядку для телефона.

– Возьми ту, что вставлена в розетку, – посоветовал Хенрик. – Возле комода.

– Иди сюда, мой дорогой! – сказала я. Эмиль неуверенным шагом приблизился ко мне. Я обняла его.

– Тебе уже лучше, мама?

– Мне лучше? – переспросила я, гладя его по волосам.

– Папа сказал, что у тебя голова болит.

Я перевела взгляд на Хенрика, но он смотрел на Эмиля.

– Да, мне уже лучше, – сказала я. – Как прошел сегодня матч?

Он пожал плечами.

– Нормально.

– Давай быстро в кровать, – сказал Хенрик и положил руку Эмилю на плечи. Вдвоем они направились вниз по лестнице, и было слышно, как Хенрик что-то говорит нашему сыну успокаивающим тоном. Я подняла полотенца, которые чуть раньше швырнула на пол, и принялась складывать их обратно в корзину для белья.

Стелла

В комнате по-прежнему было темно. Я подползла к Хенрику, положила голову ему на плечо. Он раскрыл мне объятия, натянул на нас одеяло.