Поднявшись из-за стола, Анна подошла к телефонному аппарату, висящему в коридоре на стене, возле зеркала. Набрала номер своего мобильника, немного подождала – ответа не последовало. Может быть, Алька на дискотеке и не слышит звонка?.. Анна помедлила две секунды, но не выдержала и снова набрала номер, и опять дочка не взяла трубку. Когда и через пять минут не получилось дозвониться, Анна заволновалась по-настоящему. Алька не могла нигде оставить телефон, она при ней повесила «Нокию» на бедро и переключила на вибрацию. Но тогда что случилось, почему дочка не откликается?!

– Мам, я не могу ждать, я побегу. – Анна нервно метнулась на кухню за своей сумкой и, нечаянно задев стол, уронила чашку, но даже не услышала, как та зазвенела по полу и разбилась, ударившись об угол холодильника. – Я боюсь за Альку… Я не говорила? Весь город в бомжах и бандитах, у нас недавно перед домом целая орава дежурила, как я могла Альку отпустить, господи… Вдруг они к ней пристали?!

– Какие бомжи… перед домом? Возле нашего подъезда? – Ванесса Николаевна так сильно вцепилась Анне в плечо, что костяшки ее пальцев резко побелели, а невестка охнула от боли и отшатнулась. – Анна, что ты говоришь, кого ты видела?..

– Грязных, страшных людей, которые что угодно могут сделать с Алькой, а я, дура, сижу тут и чаи гоняю, а моя девочка!.. – захлебнувшись неожиданными слезами, Анна опять кинулась к телефону, но снова услышала только бесконечные длинные гудки, от которых по ее коже побежала дрожь.

– Успокойся. Все будет в порядке. Позвони Георгию и спроси, не пришла ли Аля домой. И не реви, Анна, успокойся сейчас же! – Ванесса Николаевна решительно набрала номер и протянула трубку невестке. – Говори.

Через минуту Анне стало легче, и ее паника начала постепенно стихать, потому что Георгий, зевая и недовольно растягивая слова, сообщил, что Аля дома, появилась пять минут назад и заперлась в ванной и что вряд ли он достучится теперь до нее, чтобы позвать к телефону, и лучше бы Анна шла домой, а не торчала невесть где в такое позднее время… Закрыв глаза, Анна повесила трубку и прислонилась спиной к стене в прихожей, а потом медленно, как во сне, сползла по ней, усевшись прямо на пол. Как хорошо знать, что дочь дома, что с ней все в порядке, что ее никто не обидел!..

– А почему ты вдруг вспомнила этих бомжей? – Ванесса Николаевна села рядом с Анной, прямо на полосатый коврик у двери, и опять стиснула руку невестки, на сей раз очень осторожно. – Почему ты заговорила именно о… об этом?..

– Не знаю. – Анна устало приоткрыла глаза. – Просто вспомнилось… Странно это как-то. Последнее время я везде натыкаюсь на бомжей… Возле работы один прицепился ко мне, возле нашего подъезда целая компания сидела. И все это меня пугает, как будто… Я не знаю, мам. Мне просто показалось. Наваждение… что-то знакомое, или словно все это уже было, трудно объяснить. Не знаю…

Анна вяло поднялась на ноги и механически отряхнула джинсы, потом надела плащ, посмотрелась в зеркало. Как побледнела Ванесса Николаевна! Точно мел… Эти головные боли ее вконец замучают, а она еще и работает по полной программе, так нельзя… Свекрови надо больше отдыхать… Анна отвернулась от зеркала и сделала шаг к двери. Домой, как можно скорее! К Альке, так напугавшей ее, к сонному и ворчливому Георгию, в дом, где она расслабится и успокоится.

Однако в тот момент, когда Анна открыла дверь и шагнула за порог, зазвонил телефон. Грубый звонок рассек тишину квартиры, и Ванесса Николаевна подскочила от неожиданности, схватившись за сердце. Анне пришлось самой снять трубку. Прижав ее к уху, она внезапно застыла, как соляной столб, забыв про все на свете, кроме Альки, потому что плачущий голосок дочери заполнил все ее тело, заморозив все чувства и оставив только дикий, животный страх. Ее девочка, ее малышка!..

– Мамочка, прости меня… Прости! Что я наделала! Мне так плохо, мама, очень, очень!.. Я больше не могу, прости…

В жизни ничего страшнее Анна не испытывала! Звенящий девичий голос вдруг сползает на шепот и резко обрывается хрипом, потом – плеск, будто хлынул дождь, и вдруг накатывает тишина, тяжелая и душная, как подушка, набитая пухом… Ни гудков, ни шума, ни шуршания в трубке – ничего! Ни единого звука, и от этого Аннин страх разбухает, как губка, и хочется завыть от горя, но страшно даже раскрыть рот! Надо бежать, только бежать, к дочке, быстрей, быстрее!..

Оттолкнув Ванессу Николаевну, Анна впрыгнула в сапоги и унеслась по лестнице вниз. Кажется, свекровь что-то кричала вслед, а может быть, это ей показалось: в ушах стучит кровь, и дыхание похоже на ветер, гуляющий в пустом доме, такое свистящее и громкое… Слишком громкое. Невозможное.

Как она выбежала на дорогу, Анна не вспомнила и потом, когда было время на воспоминания. Просто как-то оказалась прямо перед машиной, остановила ее и села, даже деньги какие-то вручила водителю – только езжайте как можно быстрей, еще быстрей!.. Алька заперлась в ванной, ее дочка, и все, что есть хорошего в этом мире, она отдаст за то, чтобы успеть вовремя. Ее девочка, ее маленькая глупая доченька! Пусть с ней ничего не случится, господи, только – не с ней! Пусть лучше с Анной, она согласна!

…А Георгий тихо и мирно спал, даже когда Анна влетела в квартиру и бешено торкнулась в запертую дверь ванной, не проснулся… Только тогда, когда она закричала у него над головой, истерично вцепилась ему в бок и затрясла его, как куль с мукой, мужчина недовольно заворочался. Потом – недоумевая и уклоняясь от Анниных наскоков – медленно встал, потянулся и даже оделся, хотя Анна плакала и билась в истерике, в кровь искусав себе губы.

Дверь в ванную поддалась с третьего удара. Георгий отстранился, пропустив Анну, и даже не посмотрел в сторону Альки, на ее тонкую руку, безвольно свесившуюся с края ванны, на короткие, взлохмаченные волосы, рыжим пятном пламенеющие на фоне светлой клеенчатой занавески… В тот момент Анна так остро ненавидела этого человека, что почувствовала невольное облегчение, когда он ушел, оставив ее одну с неподвижной, полуголой дочерью, лежащей в холодной воде. Как сломанная кукла: красивая, глаза закрыты, сама вся белая, будто фарфоровая!..

Всхлипнув, Анна прижалась лбом к лицу своей дочки и заплакала, сжимаясь в болезненных спазмах, икая и дрожа от горького отчаяния и ужаса… А потом вдруг ее дыхание прервалось и сердце смолкло, но через мгновение забилось в истеричной пляске – это случилось в тот момент, когда Алька в объятиях матери резко вздохнула и заворочалась. Почувствовав дыхание дочери на своей щеке, Анна расплакалась так, как не плакала никогда в жизни. От счастья, конечно, от счастья!..

* * *

Первый день мая начался серыми тучами и к середине дня прорвался ливнем, дождь не кончался до сумерек, и Анна с Алькой весь день пролежали в постели. Вчера Анна кое-как, с большим трудом, дотянула дочь до дивана, и на это ушли ее последние силы – и физические, и душевные, – да и не хотелось ей оставлять свою девочку одну… Так и заснули вместе и проснулись поздно, в час дня… Умылись, попили кофе, снова легли под одеяло и болтали, просто никак не могли наговориться! Об Анне, которая от страха за Альку чуть не сошла с ума, о Костике, который вчера испортил Альке вечер, о самой Альке, которая взяла да напилась и уснула в ванне, утопив мобильник и едва не захлебнувшись в воде… Им обеим было и стыдно, и хорошо – оттого, что все страхи и волнения остались в прошлом и что можно лежать до вечера в постели, ничего не делая!..