Однако важно то, что Так здесь и со мной он в безопасности. Я буду ждать вместе с ним, пока его старший брат не вернется домой. Я его не оставлю.

«Тебе нравится это?» – Я нажимаю на пульте кнопку воспроизведения и указываю на телевизор. Таккер тянется за чипсами и морщит нос.

«Что?» – Я притворяюсь шокированной. Потом включаю на телевизоре скрытые субтитры и усаживаюсь на диван.

Несколько минут спустя Таккер так и сидит, неотрывно глядя на экран. Я не знаю – то ли он пытается быть вежливым и порадовать меня, то ли ему действительно нравится эта мыльная драма для женщин средних лет. Но я искренне надеюсь, что это поможет ему хотя бы на некоторое время отвлечься от хаоса и грязи, омрачающих практически всю его юную жизнь.

Когда серия заканчивается, Таккер относит свою тарелку и стакан на кухню. Вернувшись, он смотрит на меня, слегка хмуря лоб и щуря глаза; с таким выражением лица он в точности похож на Саттера.

«Можно тебя кое о чем спросить? – сигналит он. Я киваю. – Тебе нравится мой брат?»

Я едва не давлюсь слюной, но он терпеливо ждет, лицо его спокойно.

Я смотрю в сторону и обдумываю ответ. Нужно тщательно продумать, что сказать, дабы четырнадцатилетний подросток мог понять эту сложную ситуацию.

Когда я впервые встретила Саттера, он мне не понравился, но потом он стал значить для меня все больше и больше.

«Он очень хороший человек», – сообщаю я. Таккер морщится, как будто его эти слова не устраивают.

«Я уезжаю через три дня, – продолжаю я. – Уезжаю работать в другой штат. Неподходящее время, чтобы с кем-то встречаться. Но в другое время… я хотела бы встречаться с твоим братом».

Уголки его губ – таких же, как у Саттера – приподнимаются, глаза широко распахиваются.

«Но мне кажется, я ему не нравлюсь, – добавляю я. – Не в этом смысле».

Таккер закатывает глаза, а потом энергично кивает и возражает:

«Ты ему нравишься. Поверь мне».

Ну, значит, у Саттера странный способ выражать свои чувства.

Таккер смотрит поверх моего плеча. Входная дверь открывается, и в дверях возникает Саттер, глядя на нас обоих.

– Что происходит? – спрашивает он. Я подхожу к нему, прикладываю руку к его груди и чувствую частое биение сердца и сухой жар его кожи. Судя по всему, он готов вот-вот кое-кого убить – своего отца.

«Как ты попал сюда?» – спрашивает он у брата.

– На такси, – отвечаю я.

«Как ты заплатил?» – Он снова обращается к Таккеру.

Я дважды постукиваю пальцем по его груди.

– Тебе не следовало этого делать, – говорит Саттер.

– Именно так и следует делать, когда о ком-то заботишься. – Я оставляю их наедине и поднимаюсь наверх, хотя могу поклясться, что Саттер по-прежнему смотрит на меня.

Очень жаль, что мы вернулись к этому – он холоден ко мне, он отталкивает меня прочь.

Я собиралась дождаться его сегодня вечером. Я собиралась сказать ему, как мне хорошо с ним. Как сильно мне нравится та сторона его личности, которую он старательно прячет от всего остального мира. Я собиралась сказать ему, как он мне нравится.

А потом я собиралась сделать нечто в равной степени отважное и безумное: я собиралась попросить его, чтобы он меня ждал.

«Ты не пострадал?» – спрашиваю я, усаживаясь в гостиной напротив младшего брата. Таккер мотает головой – «нет».

«Отец снова напился?»

Так кивает – «да».

«Ты туда не вернешься», – заявляю я.

Наверное, даже кстати, что Мелроуз уезжает через три дня. Я поселю его в ее комнате и, может быть, попрошу домовладельца закрыть договор аренды раньше срока. В городке по соседству есть школа для глухих и слабослышащих, и я уверен, что смогу там найти жилье для нас. Завтра с утра я позвоню своему юристу и попрошу начать процесс. У отца нет никаких доходов, но родительские права здесь, в Калифорнии, могут оказаться не по зубам даже самым лучшим акулам-законникам.

«Я сказал ей, что она тебе нравится», – сообщает Таккер, указывая в сторону лестницы, потом отворачивается, чтобы скрыть полуулыбку.

«Ты нарушил братский кодекс, – укоряю я его. – Это нехорошо».

«Ты должен ей сказать сам, – отвечает он. – Кажется, она мне не поверила».

«Ты голоден?» – спрашиваю я его.

«Мелроуз накормила меня».

Ну конечно же, разве она могла поступить иначе?

«Ты чаще улыбаешься, – сигналит Так. – До нее ты не улыбался».

Неожиданно.

«Она влюблена в другого», – возражаю я, и не важно, знает она об этом или нет. Так проводит ладонями по щекам и резко выдыхает.

«В кого?»

«В Ника». – Я изображаю его имя по буквам.

«В твоего соседа?»

Я киваю. Таккер высовывает язык и скашивает глаза к переносице. Он все понимает.

«Уже поздно, – сообщаю я ему. – Тебе пора спать. И сегодня ты будешь спать на диване».

Я ухожу в свою комнату, чтобы принести ему подушку и одеяло. Забавно, как много замечают подростки… я понятия не имел, что стал улыбаться чаще, однако я не удивлен.

Я отдаю ему постельные принадлежности и снова иду к себе, чтобы улечься в кровать. Желудок, полный куриных крылышек и светлого пива, и голова, полная тяжелых мыслей, не способствуют приятному сну, но чем скорее закончится этот дерьмовый вечер, тем лучше.

Забравшись в постель и повернувшись на бок, я взбиваю свою подушку повыше. Проходит ровно четыре секунды после того, как я закрываю глаза, и телефон, лежащий на прикроватном столике, вибрирует.

На секунду в моей груди вспыхивает надежда, и я знаю почему. Крошечная часть моей души, та часть, которую я всегда отрицал, надеется, что это от нее… что это она пишет мне из соседней комнаты.

Я хватаю телефон и, щурясь, смотрю на экран, слишком яркий в темноте моей спальни.

Ничего себе!..

И теперь я знаю… Ник тоже ее любит.

Я перевожу телефон в режим «не беспокоить» и гашу экран.