– Ты знаешь, что я написал эту песню о тебе, верно? – спрашивает он.

Я не знаю, откуда доносится музыка, но вскоре понимаю, что это «Угольки юности» в исполнении его группы, «Melrose Nights». Это была одна из моих любимых песен, написанных Ником, потому что в ней говорилось о том, каково это: любить кого-то и бояться, что не получишь ответной любви, и потому молчать и упустить все возможности.

В юности я всегда думала о Нике, когда слышала эту песню. Но сейчас… все мои мысли уносятся к Саттеру.

– Почему ты никогда не говорил мне об этом? – спрашиваю я.

– Потому что был идиотом. – Он смеется и сжимает мои руки. – Я отчаянно влюбился в тебя еще тогда, когда мы учились в старшей школе.

– Что? – Я неотрывно смотрю на него, воспринимая его слова, точно срочный выпуск новостей. – Почему же ты ничего не сказал?

– Я слишком любил тебя, чтобы испортить все хорошее, что между нами было, – отвечает он. – Я хотел, чтобы ты стала моей девушкой, но ты была мне нужна как лучшая подруга.

У меня нет слов.

– Я люблю тебя, Мел, – продолжает он. – Я всегда любил тебя. И мне понадобилось увидеть тебя счастливой с кем-то другим, чтобы осознать, что я могу тебя потерять.

– Ник… во‐первых, ты меня никогда не потеряешь. А во‐вторых – счастливой с кем?

– С Саттером, – без колебаний отвечает он.

Я зажимаю рот рукой и смеюсь, потому что ничего другого мне не остается.

– Так вот, в чем дело? Ты приревновал, потому что мы с Саттером поладили, и поэтому ты решил вернуться и признаться мне в любви?

– Я знаю, как это выглядит. – Он закатывает глаза. – Но… да. Это задело во мне что-то. Какие-то потаенные струнки или что-то в этом духе, не знаю даже.

Я вглядываюсь в его лицо, в эти черты, о которых я много лет подряд грезила ночами. И когда я смотрю на него, мое сердце не отзывается. Мое дыхание не замирает. Я не испытываю прежней пузырящейся радости.

– Ты не хочешь меня, Ник. Ты хочешь только то, что считаешь невозможным получить. – Я говорю это с любовью, вкладывая в голос как можно больше сочувствия.

– Я хочу отвезти тебя кое-куда, – заявляет он, игнорируя мое рациональное объяснение этого безумия. Потом отпускает мою руку, обходит гостиную и задувает свечи. Затем берет меня под руку и ведет наружу, к серебристому «Форду». Достав из кармана ключи с эмблемой прокатного агентства на брелоке, он отпирает пассажирскую дверцу.

Его губы растянуты в широкой улыбке, которая напоминает мне о том, как в десять лет мы дразнили злую старуху, жившую на нашей улице. Но Ник не стал бы лететь через всю страну, чтобы устраивать мне дурацкий розыгрыш в доказательство своей любви.

Он смотрит мне в глаза, потом сгребает меня в охапку.

– Боже, как же я рад видеть тебя!

– Куда ты собрался меня везти? – спрашиваю я, когда он начинает кружить меня по лужайке. Этим он застает меня врасплох, и я смеюсь, словно от щекотки.

– Увидишь! – отвечает он.

Сегодня я задержался на работе дольше обычного.

Ник должен был написать мне и сообщить, когда можно возвращаться домой, но сообщение так и не пришло (что не было для меня сюрпризом).

Уже почти темно, когда я доезжаю до развилки в конце улицы. Дом, стоящий в полуквартале отсюда, отлично виден. Однако, когда я подъезжаю ближе, я отчетливее вижу лица двух людей, которые, обнявшись, стоят возле серебристой машины.

Ник и Мелроуз.

Его руки на ее талии, ее руки на его плечах.

Он подхватывает и кружит ее, она смеется.

Они садятся в машину, а я въезжаю на подъездную дорожку.

Я не оглядываюсь. Я не машу им. Я уже видел достаточно.

Она получила то, что хотела – она хотела Ника. Мне плевать, что она говорила насчет своих чувств ко мне; мы знакомы едва месяц, и изрядную часть этого недолгого времени она ненавидела меня.

А Ника она любила всю жизнь.

Я мысленно снова вижу, как она смеется, сверкая белыми зубами, как ее руки крепко сжимают плечи Ника… и я стискиваю зубы с такой силой, что в виски простреливает боль.

Но, по крайней мере, она счастлива, и только это имеет значение. Это все, чего я желаю для нее, даже если это причиняет мне боль.

Войдя в дом, я поднимаюсь наверх и обнаруживаю Таккера, который валяется на моей кровати, уткнувшись носом в книгу. Заметив меня, он поднимает взгляд.

«Они ушли?» – спрашивает он.

«Да. Это Ник заставил тебя сидеть здесь?»

Он садится прямо и пристально смотрит на меня, словно вопрошая: «А ты как думаешь?»

«Они уехали вместе», – сигналю я и присаживаюсь на край кровати рядом с ним.

«Ты в порядке?» – спрашивает он.

«Да», – лгу я.

«Она мне нравилась», – добавляет он. Я поворачиваясь к нему, вымучивая полуулыбку.

«Мне тоже».

Я могу вспомнить миллион вещей, которых я хотел в своей жизни, но так никогда и не получил. Разочарование и горечь сопровождали меня столько, сколько я себя помню. Я думал, что уже выработал иммунитет к подобному, но всякий раз, когда я думаю о том, что сейчас она с кем-то другим, мне трудно дышать, а в груди становится пусто, словно мне не хватает кислорода.

Я никогда в жизни так сильно не хотел что-то – или кого-то, – и понимание того, что она никогда не будет моей… полагаю, мне еще предстоит найти способ, чтобы хоть как-то примириться с этим.

Я ложусь навзничь, закидываю руки за голову и лежу так в тишине – не один, но наедине со своими мыслями. Чтобы отвлечься, я прикидываю про себя, что мне предстоит сделать.

Мне нужно перезвонить своему юристу.

Мне нужно поискать новое жилье.

И мне нужно отпустить ее.

– Зачем ты привез меня в «Мэло»? – спрашиваю я, когда Ник подводит меня к высокому столику возле барной стойки.

– Ты помнишь, что этот бар когда-то назывался «Декстер»? – спрашивает он, жестом подзывая официантку.

– Помню.

– Именно здесь проходило мое первое выступление.

– Я это помню. Кажется, я сидела здесь и смотрела.

Он смотрит мне в глаза – так, словно что-то выискивает.

– Именно так.

Официантка подходит к нашему столику и принимает заказ: кружку «Old Milwaukee» для Ника, «Московский мул» для меня.

– Здесь все и началось. – Его взгляд падает на пустую сцену, где технический персонал какой-то группы готовит аппаратуру для сегодняшнего выступления. Плакат на входе гласит, что сегодня вечером здесь играют «Летучие поссумы», хотя я никогда не слышала о такой группе. Ник всегда был моим проводником в мире любительской сцены, и когда я уехала учиться в колледже, запас дисков с записями, которые он мне поставлял, быстро перестал пополняться. – Ты была причиной – единственной причиной, – благодаря которой мне хватило духу прийти сюда в тот вечер.